Драйверы

И вот опять я сижу на своей уютной кухне и тоскую. А больше мне пока и делать нечего. Лидуся на работе в детском саду, Олька — в школе, Санька — в институте, мама — у сестры. Все при деле, только я — горемыка безработный. Ждем-с неизвестно чего, размышляем-с…

Для начала — пообедал. Без аппетита. Принял на душу калорий, чтобы уж совсем не заскучать. Не знаю — у кого как, а у меня ничего толкового на голодный желудок в голове не появляется, не думается. А если и появляются мысли, то какие-то пустые и глупые. Некоторые в сложных ситуациях много курят, иные еще совсем недавно Ленина перечитывали, я предпочитаю поесть. Ну, такая у меня физиология — поешь, и всегда как-то веселей на душе становится. Нет, никаких гастрономических изысков я, разумеется, себе не позволяю — так, сварганишь что-нибудь на скорую руку…

В общем, отварил я себе наших, серых российских макарончиков, маслица сливочного в тарелку добавил, сразу же немножко подсолил.

Эх, укропчику бы… Да где его взять сейчас? Особенно, когда денег нет. Ну, ладно. Перетопчемся на самолюбии.

Для солидности закипятил в эмалированной кастрюльке пару каких-то «воронежских» — хорошо еще, не «тамбовских»! — сарделек и торжественно поместил их туда же, в тарелку с макаронами. Эти сардельки вид имели достаточно «мужественный» и, пожалуй, съедобный. Да и на вкус оказались — ничего.

Забавно. Помниться у О. Генри, в каком-то рассказе, двое почти нищих молодых людей — муж с женой — кажется, сначала поссорились, потом вроде бы помирились, потом заработали по случаю несколько долларов и…

«У нас будут сегодня устрицы на ужин… И филе-миньон с шампиньонами…»

«О! Устрицы, филе-миньон… Натурально».

Это она ему по случаю примирения на ужин сварганила. Нищета у них такая в позапрошлом веке в Нью-Йорке была.

А пару «мужественных» воронежских сарделек не пробовали? Да с серенькими «сталинскими» макарончиками. Напрасно. Очень даже ничего… в начале двадцать первого века в Санкт-Петербурге.

Поел. Кастрюльку с тарелкой за собой вымыл. Еще заварил крепенького чайку и закурил «беломорину». Порядок. Просветлело на душе. Теперь без суеты и помыслить можно.

Значит, сижу, курю и размышляю…

И одна мысль в башке — не горячусь ли я? Есть у меня такая слабость — сначала отрезать, а потом отмерить. Сейчас — не тот случай. Дело серьезное и денежное. Надо обдумать все, как следует.

В рейс ехать уже как бы и завтра, а гривой трясти — то есть окончательное согласие азиату давать — сегодня. Деньги — деньгами, но… жизнь-то одна. Один раз она дается, вкусненькая, кисло-сладенькая, хоть и полосатая, как морской тельник. И что бы там не городили индусы в своей Брахмапутии по поводу реинкарнации непонятной — фигня все это. Родился человек, пожил и помер. А потом — опять на атомы.

Но торопиться с этим делом не надо, не тот случай, чтобы торопиться. Думать надо, думать. Шевелить извилинами, прикидывать, сопоставлять.

Что-то плоховато стал я в последнее время во всех этих «темах» разбираться. Раньше разбирался нормально, а в последние годы, видно, стал чутье терять. Или старею, или как-то все уж очень быстро меняться стало.

Вот и сейчас: ехать — не ехать, идти — не идти? Кто же его знает?.. Информации-то — кот наплакал.

А интуиция? А внутренний голос?..

Молчит проклятый. Затаился.

Хотя и не самый путный советчик он у меня, внутренний голос этот. Пару раз он, гнида, крепко меня подставлял. Не получилось бы и сейчас — как у того ковбоя, которому внутренний голос настойчиво рекомендовал на дерево повыше влезть, а потом: «Ох, Джон, ну и брякнемся…».

Да тут еще и Гена Логинов сомнений подкинул. И как это я на него по телефону так лихо нарвался?! То месяцами — без связи, а тут — раз, и в дамки. Даже по голосу ясно было — удивлен Гена.

А вроде бы ничего такого удивительного я ему и не говорил. Или сказал?.. Да нет, я ему все больше — о своем, о житейском. Ну и о рейсе этом, естественно, рассказал. Водка, металлолом…

И что это он так сразу заудивлялся?

Впрочем, полковник и все его военные хитроумности — для меня не главное. Главное для меня сейчас — Борис Евгеньевич. Дорогой мой товарищ Белых. Вот на него, на Борьку, и надо ориентироваться. И скорей всего, как он скажет — так и будет. Что уж перед собой-то юлить…

Без товарища Белыха, ничего не сложится с этим рейсом. Или сложится, но как-нибудь боком или раком.

Конечно, деньги хорошие, но…

Короче, во что бы ни стало надо дозваниваться Бобу, отлавливать его и все точки расставлять. До конца. До самого. Борис Евгеньич — мой последний шанс и последний аргумент в этом споре с жизнью и с самим собой. Вот эта тема должна меня сейчас волновать больше всего — захомутать Боба.

А как его, сучару, захомутаешь, если его который день где-то черти носят? Верка, жена его, говорит — на халтуру какую-то на три дня подписался. Что за халтура, где? Неизвестно. Но сегодня как раз вроде бы и должен в городе появиться. Поймаю и спрошу со всей прямотой. Вот если многоопытный Боб согласится, тогда и думать нечего — прочь сомненья и тревоги! И логиновские заумные запутки — побоку.