- Я их не соблюдаю, я просто делаю так, как мне удобно. Если я захочу полежать на травке в городском парке Табака, голым, раскрашенным, и слушать хард-рок, это мое право. Никто не смеет мне мешать. Так говорит Хартия. Частный лендхолдер вправе запретить это на своем участке, но пусть не делает вид, что у него публичный парк.
Зирка замолчала на четверть минуты, собираясь с мыслями, а затем спросила.
- Значит, лендхолдер не нарушает закон, если пишет правила входа на свой участок?
- Не нарушает, - подтвердил он, - Он может вообще не пускать туда посторонних.
- Но тогда за что преследуют элизиан?
- Совершенно не за это. Ты знаешь, за счет чьих ресурсов благоустроен тот участок?
- Знаю. Там работают сами элизиане. И они же вскладчину платят за аренду земли.
- Так. А кто лендхолдер? На чье имя арендован этот участок и кому принадлежат все элементы благоустройства? Кто может распоряжаться этими ценностями?
- Не знаю… - она задумалась, - …Наверное, у них в общине есть какой-то порядок.
- Не какой-то, а вполне конкретный, - поправил ее Кватро, - Из двухсот участников общины, лишь восемь участвуют в управлении имуществом. Эти восемь персон называются «совет рахманов». Они выбирают главу совета, типа, исполнительного директора, и он управляет по согласованию с ними. Остальные участники общины никаких прав на эти ценности не имеют, но и наемными работниками не являются.
- А что здесь такого? - спросила Зирка, - Они работают не ради денег, а ради своих религиозных принципов. И рахманы управляют этим не ради наживы, а в интересах общины и в интересах религии. Рассматривать это как коммерцию – неправильно!
Математик улыбнулся и согласно кивнул головой.
- Да, это не коммерция. Коммерция предполагает встречные потоки ресурсов, а в рассматриваемой нами элизианской системе ресурсы изымаются у некой группы субъектов, а встречного потока нет. Вместо реальной компенсации за свои ресурсы, субъекты получают чувство соответствия требованиям своей религии, как правило, связанное с надеждой на лучшие условия в воображаемой посмертной жизни. Это древний, хорошо изученный метод некоммерческого обогащения жреческой касты, центральный пункт которого - психологический прессинг, заставляющий субъекта воспринимать виртуальную посмертную жизнь, как свое несомненное будущее, и откупаться от посмертных пыток реальными ресурсами, в частности – трудом.
- Кватро! Откуда ты знаешь, что рахманы поступают именно так?
- Так или иначе, - ответил он, - общинники работают, не получая реальной оплаты.
- Но это ни о чем не говорит! – возразила она, - Когда ты занимаешься со мной по программе подготовки к колледжу, ты тоже не получаешь реальной оплаты!
Возникла пауза, в течение которой Чинкл успел закурить сигарету, а Зирка - густо покраснеть от кончика носа до корней волос.
- Кватро, извини, я сказала глупость!
- Нет, ты просто построила одну из плоскостей мотивационной сепарации. И, что интересно, ты навела меня на мысль о другой плоскости того же класса. Давай-ка попробуем развить эту тему. Я уже говорил, что, как правило, суть такого метода жреческого обогащения - в рэкете через угрозы посмертными пытками. Будь так у элезианских рахманов, никакой проблемы бы не возникло.
- Почему не возникло бы? – робко спросила она.
- В силу типичности ситуации, - пояснил он, - Не требовалась бы экспертиза. Суд установил бы факт технического обращения в рабство. Элизианское имущество конфисковали бы, а восьмерых рахманов бы поставили к стенке завтра на рассвете. INDEMI все равно номинировала их на ВМГС, но у суда это вызвало сомнения. В результате, мне подбросили задачу социально-экономического анализа. Ты верно отметила, труд без реальной оплаты далеко не всегда означает рабское положение работника. Вопрос в том, каковы мотивы участников этого процесса. Мне крайне интересно услышать твою версию ответа на этот вопрос.
Зирка сплела пальцы и на секунду прикусила губу. Потом тихо спросила:
- От моего ответа что-то будет зависеть?
- Весьма вероятно, - подтвердил Кватро.
- Тогда, можно, я начну не сразу с ответа? Можно, я попробую рассказать?
- Aita pe-a, Излагай все, что считаешь важным.
- Тогда я начну с истории. Элизиане приехали сюда три года назад, из Египта, где их преследовали мусульманские власти. В том году была война в Трансэкваториальной Африке, и за счет этого, они получили разрешение эмигрировать вместе со своими семьями. Я, правда, не понимаю, какая тут связь…
- Связь простая, - сказал Кватро, - В ходе зимней кампании 20-21-го года исламисты потерпели серьезное поражение в Африке. Умеренно-мусульманские власти Египта отреагировали смещением ближе к религиозному нейтралитету, а многие общины, преследовавшиеся, как «сектантские», получили субсидии на массовую эмиграцию. Странно, что элизиане выбрали Меганезию. Здесь не место фундаменталистам…
- Элизиане - это не фундаменталисты, - перебила Зирка, - Они выступают за свободу религии, и они приехали сюда в надежде, что Меганезия – свободная страна и здесь можно свободно исповедовать свою веру. Что здесь не будет гонений.