Драгоценный камень

— Картина мне ясна, — сказал Андрей. — Когда-то в этом руднике добывали изумрудную руду. По сведениям историков, в восточной части средиземноморского бассейна разрабатывалось много изумрудных рудников. Но наш рудник исчерпан, исчерпан до дна. Остался только камень, от которого я отколол эти два жалких зернышка. Был такой обычай: последний камень оставлять в дар богам.

Он долго смотрел на зеленую плиту. Если бы ты только мог себе представить, какими глазами он на нее смотрел! Словно это был не камень, а самое милое, самое очаровательное существо в мире и словно это существо звало, манило его к себе.

Потом, охваченный каким-то внезапным порывом, он схватил меня за плечи и встряхнул,

— Но мы не оставим богам ни пылинки, ты согласен? Мы не боимся их гнева. Мы выломаем этот камень назло всем богам и подарим его нашему естественноисторическому музею. Пусть он украшает своим сиянием самый прекрасный минералогический стенд! Он провел рукой по лбу и наклонился ко мне.

— У тебя ноги быстрее. Ты бы не сходил в лагерь бригады?

— Почему не сходить, — сказал я.

— Это ровно пятнадцать километров. Дорога идет все время лесом, прямо на восток. В сущности, дороги-то и нет, ты будешь идти по компасу. Я тебе дам мой компас. И ты его оставишь себе на память. А как придешь в лагерь, спроси лаборантку Рашееву. Скажешь ей так: Андрей передает тебе привет и просит прислать ему еще четыре скобы. Пусть даст четыре, на всякий случай...

Ты знаешь, что незадолго до захода солнца я отправился в лагерь. А вы остались ночевать наверху, на холме.

Надо ли тебе говорить, что я не шел, не бежал, а просто летел? Андрей дал мне свой ручной компас с буквами, которые светятся в темноте. Он мне его подарил. Вот! Правда, красивый?

Итак, я летел через лес.

Еще не совсем стемнело, а я был уже близко к лагерю. И вдруг передо мной вырос высокий человек с лохматыми, опущенными книзу усами. Стоит себе под дубом, молчит. Одет в непромокаемую куртку.

— Добрый вечер! — поздоровался я с ним. — Вы, товарищ, не из бригады?

Он осмотрел меня с ног до головы и как-то неохотно ответил:

— Из бригады. А в чем дело?

— Лагерь близко?

— Километра два-три.

— Очень хорошо, — сказал я. — Ваш товарищ Андрей Андреев послал меня к лаборантке Рашеевой.

— Ах так? — он остановился. Потом спросил: — А что Андрею нужно?

— Ничего особенного, — засмеялся я. — Только четыре железные скобы. — И тут черт дернул меня за язык — я вдруг взял да и объяснил ему в нескольких словах, зачем Андрею нужны эти скобы.

Он вдруг как будто споткнулся. Ничего мне не сказал, только вытащил коробку с сигаретами, взял одну и закурил. Когда он зажег спичку, я заметил вот что. Во-первых, у сигареты был золотой мундштук. Во-вторых, один ус был фальшивый. Я догадался, что он фальшивый, потому что под самым носом лейкопласт немножко отделился и образовал складку.

Сердце у меня оборвалось, и земля стала уходить из-под ног.

А человек сказал:

— Ты пройди лучше вон той стороной, — и он показал рукой, — так ты раньше дойдешь. А я пойду прямиком — привык.

— Спасибо, — кивнул я ему.

Я отошел немножко, чтобы скрыться от его глаз, и посмотрел на компас: направление, которое он мне указал, вело меня прямо на север.

«Ты меня не перехитришь, лисица!» — подумал я и снова помчался на восток.

Я вышел на дорогу, увидел огоньки лагеря. Какой-то человек с ружьем — наверное, это был Стаменко, родственник Теменужки — отвел меня прямо к лаборантке. Нельзя было терять ни минуты. К тому же лаборантка показалась мне милым и серьезным человеком. Я рассказал ей все — от начала до конца. Ничего не утаил.

Она выскочила из палатки, и я не знаю, куда уж она ходила и что делала, но только через полчаса в лагере поднялся страшный шум. Как прибежали ко мне все эти геологи, как принялись расспрашивать о том, о другом — без конца! В лагере в это время был их начальник — он как раз приехал из Софии. Ты его видел, такой живой и строгий старичок. Так вот этот старичок два раза спрашивал меня о зеленой плите в руднике, и два раза пришлось объяснять ему одно и то же: что она зеленая, такой-то длины и так далее. Он слушал меня, покачивая головой, и грозил пальцем какому-то толстяку.

— Видишь, — говорил он, — товарищ Власев, как опасно для геолога быть стопроцентным скептиком? Сколько раз я тебе говорил, что этот твой скептицизм — безобразный пережиток.

Потом он повернулся к другим геологам.

— Наш товарищ в опасности, — сказал он. — Надо ему помочь, и помочь немедленно. Кто пойдет со мной?

Лаборантка первая воскликнула:

— Я!

Ты знаешь, что пошли все. Даже толстяк — и тот отправился с нами. Ночью, по лесу, навстречу невидимому, но страшному врагу — это не шутка, это не похоже на обыкновенную прогулку, не так ли? А в лагере остался только сторож из села Цвят...

Я точно описал место, дорогу, направление. Они взяли компасы, фонари, лопаты — и мы все кинулись в лес, чтобы спасти Андрея и зеленый изумруд.

Сначала мы шли все вместе, потом наша группа разбилась. Не все были одинаково выносливыми.