Драгоценности Парижа (СИ)

— Мадемуазель Софи, на первый вопрос я вам уже ответил, повторять не имеет смысла. На второй тем более, моя родина едва не лишила живота весь наш род. Мы с великим трудом убежали из России и возвращаться обратно пожелает разве что безумец. В России никогда не будет мира, потому что она вся состоит из противоречий. За личные же пристрастия нас там ожидает лишь виселица.

— Но я не смогу уговорить супруга вложить деньги в какое–либо поместье здесь, — в отчаянии воздела она вверх руки. — Он не пойдет мне навстречу.

— Мало того, ваш супруг вас не поймет, — подлил масла в огонь негаданный благодетель. — Для него это будет такой же дикостью, как купить вам, допустим, флакон духов, которыми вы пользуетесь с колыбели.

— Тогда какой из этого выход?

— У меня никакого, у вас он быть обязан.

Примерно такой разговор произошел между девушкой и оказавшимся великодушным хозяином постоялого двора и сейчас, мерно покачиваясь в седле, она мучительно искала выход из внезапно создавшегося положения. Она осознала, что одного глупого поступка с побегом в никуда из более–менее благополучной семьи, теперь ей стало достаточно. Она по прежнему боготворила избранника, но толстяк сумел разбередить те качества, каковыми отличается француз от русского, то есть, обыкновенную практичность с трезвым взглядом в будущее.

Так, перебирая в голове тысячи путанных мыслей, она промучилась всю дорогу до того момента, когда небо на горизонте снова не занялось светлыми мазками, а впереди не показался очередной населенный пункт. И решение пришло, заставив по новому взглянуть на проблему, было оно, как все гениальное, просто и безыскусно. Поудобнее умостившись в седле, девушка облегченно улыбнулась. Дарган уже рыскал глазами в поисках места для привала, останавливаться в постоялых дворах он больше не желал. Прямо по курсу, на вершине пологой лощины, показалась небольшая рощица из березовых деревьев, казак направил кабардинца в ту сторону.

Дарган успел разжечь костер, девушка сварить нехитрый, но сытный, обед, а небо здорово посветлеть, оставалось броситься на разложенную мехом наружу казацкую бурку и предаться бурной любви, а потом и сну под шелест березовых листьев. Но спутница не спешила расставаться с пропыленной насквозь накидкой, она прошла к сброшенным на землю переметным сумкам, знаками показала, чтобы Дарган вынул из них свертки.

— Зачем тебе это? — присаживаясь на корточки рядом, поитересовался он. — Больше продавать ничего не надо, опасно это, понимаешь? Ну как тебе объснить…

— Же парле… там Месмезон, — спутница упорно показывала рукой в сторону города. — Там… лес Месмезон

— Какой лес, мы в лесу…

— Месмезон лес, там…

— Ты хочешь продать даргоценности Месмезонам? — догадался казак, кивнул на свертки и показал по направлению к городу. — А кто они такие, Месмезоны?

— Ви, месье, лес Месмезон.

Дарган откинулся на бурку, сунул травинку в рот, он подумал о том, что избавляться от сокровищ следует по одной причине, любой патруль имел право задержать их и препроводить куда следует. При обыске клейма на изделиях из схрона с печатями на драгунских вещах подсказали бы, кому передать грабителей дальше. А с бумажными деньгами опасность быть задержанными уменьшалась в несколько раз, мало того, их можно было рассовать куда угодно, хоть привязать под хвосты лошадям. Но он до сих пор не нашел ответа на вопрос, по чьей наводке за ними охотятся, или это был хозяин клада, или погоню организовал месье, к которому обратилась девушка. В конце концов, он пришел к выводу, что одинокую путницу никто задерживать не станет, и если она знает, кому продать золото, почему бы этим не воспользоваться, тем более, выигрыш был очевидным. Отложив сокровища, принадлежавшие новгородскому князю, Дарган сунул остальное в сакву, с серьезностью посмотрел на спутницу:

— Будь осторожной, кажется, я начинаю к тебе привыкать.

— Ви, месье, — радостно откликнулась девушка. Она рассчитывала именно на такой исход дела, но не предполагала, что соглашение пройдет так быстро. — Оревуар, мон шер!

Дончак с места взял в карьер, ветер шарфом заполоскал платок на плечах, колоколом вздул платье на всаднице и тут–же подол облепил ее ровные ноги.

— Оревуа–ар! — донеслось уже издали.