К лету следующего года постоянные бомбардировки уничтожили значительную часть Лондона, но люфтваффе не удалось уничтожить британский дух. За это время Сара получила от Вильяма всего два письма, которые шли к ней кружным путем. Он уверял ее, что у него все в порядке, и упрекал себя за то, что не увез ее из Франции, когда это еще можно было сделать. Второе письмо он отправил после того, как получил письмо от Сары, и в нем он выражал свою радость, узнав о рождении Элизабет. Но он тяжело переживал разлуку с ней и беспокоился о том, что они оставались во Франции и у него нет возможности увидеть их. Вильям ничего не сообщал ей о своих попытках получить разрешение у военного министерства проникнуть во Францию, чтобы повидаться с ними, но министерство возражало. И у Сары тоже не было ни малейшей возможности вырваться из Франции. Он писал, что они не сдадут своих позиций и что война должна скоро кончиться. Но осенью от него пришло третье письмо, в котором были новости, едва не убившие Сару. Но он не осмелился скрыть их от нее, пока это не дошло до Сары каким-нибудь другим путем. Ему написала об этом ее сестра Джейн, потому что она считала, что у нее нет возможности связаться с Сарой. Их родители погибли в Саутгемптоне. Они были с друзьями на яхте, когда начался сильный шторм. Яхта затонула, и все пассажиры, находившиеся на борту, погибли, прежде чем береговая охрана успела прибыть к месту катастрофы.
Сара была убита горем и целую неделю не разговаривала с Иоахимом. За это время он узнал, что его сестра погибла при бомбардировке Манхейма. Утраты были тяжелы для них обоих.
Новости приходили все хуже и хуже. Весь мир был потрясен, узнав о нападении на Пёрл-Харбор.
— Боже мой, Иоахим, что это значит?
Эту новость сообщил ей он. К этому времени они стали близкими друзьями, и немалую роль в этом сыграло то, что он спас жизнь Элизабет. Он продолжал приносить им продукты и разные мелочи и всегда оказывался рядом, когда был им нужен. Он достал лекарства, когда у Филиппа был приступ бронхита. Сейчас эта новость, казалось, должна была все изменить. Не для них. Для всего мира. В конце дня Америка объявила войну Японии и тем самым Германии. Это ничего не меняло для нее. Фактически она была пленной. Но ее пугала сама мысль, что на Америку могли напасть. Что, если следующим будет Нью-Йорк? Она подумала о Питере, Джейн, их детях. Прискорбно, что она не могла вместе с ними оплакивать погибших родителей.
— Это многое меняет, — тихо сказал Иоахим, когда они сидели у нее на кухне. Некоторые из его людей знали, что он иногда приходит навестить ее, но, кажется, никто не придавал этому большого значения. Она была хорошая женщина и держалась с достоинством, как хозяйка замка, но для Иоахима она значила гораздо больше. Он нежно любил ее. — Могу себе представить, что очень скоро это будет иметь для нас серьезные последствия, — угрюмо заметил он. И он, конечно, оказался прав. Использовались все возможные способы ведения войны, и бомбардировка Лондона продолжалась.
Прошло не больше двух месяцев, когда Сара узнала, что ее зять — на Тихом океане, а Джейн осталась с детьми на Лонг-Айленде. Ей казалось странным, что дом теперь принадлежал ей и Джейн, так же как и дом в Нью-Йорке, и что Джейн живет там теперь со своими детьми, их разделяли многие мили и война, и Саре грустно было думать о том, что ее дети никогда не узнают ее родителей.
Но она оказалась совершенно не подготовлена к той новости, которая настигла ее весной. К тому времени Филиппу исполнилось полтора года, а Элизабет, ее чудесной малютке, как называл ее Иоахим, — семь месяцев, у нее прорезались четыре зуба, и она все время пребывала в хорошем расположении духа. Девочка постоянно смеялась и лопотала. Каждый раз при виде Сары она визжала от восторга и, обвив ее ручонками за шею, прижималась лобиком к ее щеке. Филипп тоже любил сестренку. Он всегда целовал ее, пытался поднять и называл «своим» ребенком.
Сара держала малышку на коленях, когда Эмануэль принесла ей письмо с почтовой маркой с Карибского моря.
— Как оно попало к тебе? — спросила Сара, но тут же замолчала.