Драгоценность в черепе

Он ощутил сильное давление в голове, и невыразимое чувство теплоты и легкости охватило его. Он плыл абсолютно невесомый, теряя всякое представление о времени. Но он понимал, что машина плетет нечто твердое и плотное и вживляет это в его череп — в самую середину лба. Хокмуну показалось, что во лбу у него появился третий глаз, и мир видится совсем по-иному. Но затем все куда-то пропало, и герцог увидел перед собой барона Калана, даже снявшего маску, чтобы получше рассмотреть его.

Хокмун почувствовал острую боль в голове, но она почти сразу прошла. Он посмотрел на машину — краски ее поблекли и сморщились ажурные паутинки. Он поднес ко лбу руку и с ужасом обнаружил там то, чего не было раньше нечто твердое и гладкое. Сейчас это было частью его самого. Он содрогнулся.

Барон Калан выглядел обеспокоенным.

— Ну? Вы выдержали это? Я был уверен в успехе! Вы ведь не сошли с ума?

— Я не сошел с ума, — ответил Хокмун. — Но я боюсь.

— Со временем вы привыкнете к Камню.

— Значит у меня в голове камень?

— Да. Черный Камень. Подождите.

Калан повернулся и отбросил в сторону занавес из алого бархата, закрывавший овальной формы плоский кусок молочно-белого кварца, около двух футов в длину. На нем стала проступать картинка, и Хокмун увидел множащееся до бесконечности изображение барона Калана, рассматривающего кусок кварца. Экран в точности показывал то, что видел Хокмун. Стоило герцогу слегка повернуть голову, и картинка на экране соответственно изменилась.

— Работает… Потрясающе… — бормотал в восторге Калан. — Камень видит все, что видите вы, дорогой герцог. Куда бы вы не пошли и чтобы вы не сделали, мы будем знать об этом.

Хокмун попытался было что-то сказать, но не смог — перехватило дыхание и сдавило грудь. Он снова коснулся теплого камня, столь схожего с его плотью и столь чуждого ей.

— Что вы со мной сделали? — спросил он после долгого молчания. Голос его был по-прежнему спокойным.

— Мы просто обезопасили себя, — засмеялся Калан. — Сейчас у вас во лбу — часть живой машины, и стоит нам захотеть, вся ее энергия перейдет Черному Камню, и тогда…

Хокмун оцепенел.

— И что тогда?

— Он разрушит ваш мозг, герцог Кельнский.

Барон Мелиадус вел Дориана Хокмуна по сверкающим коридорам Дворца. Сейчас у герцога на боку болтался меч, и одет был Хокмун в те самые доспехи, что были на нем при Кельнской битве. Коридоры постепенно становились все шире и шире, и вот, наконец, барон ввел его в огромное помещение, больше похожее на широкую городскую улицу. Вдоль стен стояли воины в масках Ордена Богомола. Массивные, сложенные из мозаичных плит двери преградили им путь.

— Тронный Зал, — прошептал барон. — Сейчас ты увидишь Короля-Императора.

Двери начали медленно открываться. Тронный Зал ослепил Хокмуна своим великолепием. Все кругом блестело и сверкало. Откуда-то доносилась музыка. С дюжины балконов, что рядами поднимались к куполообразному потолку, ниспадали пышные знамена пятисот самых благородных семей Гранбретании. Выстроившись вдоль стен и салютуя огненными копьями, стояли солдаты Ордена Богомола в масках и черно-зелено-золотых доспехах. За ними толпились придворные. Сейчас они с любопытством рассматривали вошедших: барона Мелиадуса и герцога Хокмуна.

Там, в противоположном конце зала, висело нечто, что Хокмун поначалу никак не мог рассмотреть. Он нахмурился.

— Тронная Сфера, — прошептал Мелиадус. — Теперь внимательно следи за мной и делай то же самое.

Он направился вперед.

В Зале царило настоящее буйство красок; здесь было на что посмотреть. Но Хокмун ничего не замечал. Он, не отрываясь, смотрел на Сферу.

Кажущиеся карликами в огромном Тронном Зале, Хокмун и Мелиадус размеренным шагом приближались к ней. Справа и слева от них в боковых галереях звучали фанфары.

Вскоре, подойдя поближе, Хокмун смог рассмотреть Тронную Сферу. Увиденное потрясло его. Сфера была заполнена молочно-белой жидкостью, которая слегка колыхалась. Временами казалось, что на поверхности жидкости появляется радужное сияние, исчезающее и вновь возвращающееся. В центре Сферы плавал древний-древний старец с непропорционально большой головой. Он напоминал Хокмуну зародыша. Кожа его сморщилась; конечности атрофировались. Но глаза его были живыми.

Следуя примеру Мелиадуса, Хокмун опустился перед Сферой на колени.

— Встаньте, — раздался голос.

Услышав его, Хокмун вздрогнул. Голос шел из сферы, и это был прекрасный, мелодичный, полный жизни голос молодого человека — человека в расцвете сил и здоровья. Хокмун на мгновение задумался: неужели это голос самого Императора?

— Король-Император, я представляю вам Дориана Хокмуна, герцога Кельнского, выбранного мной для выполнения вашего задания. Помните, Благородный Сир, я рассказывал вам мой план… — Мелиадус подобострастно склонил голову.

— Мы прилагаем немало усилий и изобретательности, чтобы добиться от графа Брасса сотрудничества с нами, — звучал прекрасный голос. — Мы полагаемся на вас, барон Мелиадус.

— У вас есть для этого все основания. Вы знаете о моих прежних заслугах, Ваше Величество, — сказал Мелиадус, вновь кланяясь.