— Но мой король… — пытается утихомирить буйный нрав правителя вельможа, но не надо было открывать ящик Пандоры, легко улыбаюсь.
— За время моего отсутствия что сделано вами всеми? Я проехался по близлежащим деревням, чтобы увидеть, как живёт мой народ… А дороги? А полупустая казна?
— Но мой король, — пробует возразить тот, — неурожайные несколько лет, падёж скота…
— Не пробовали в эти годы не облагать оброком крестьян? — спрашивает насмешливо.
— А казна? — спешно парирует вопросом на вопрос.
— Всё равно пустая, — возражает Влад, сдерживаясь от смеха. — Воровать меньше будете, а люди начнут спокойно селиться в одном месте, никуда не двигаясь, а потом будут платить, и им не в тягость будет, продукты в разы дешевле будут, пробовали когда-нибудь думать не только о своём кармане?
Судя по тому, что сановник молчал, ответить тому было нечего.
— Идите, завтра жду отчёт о состоянии дорог, — Влад неумолим.
Я отхожу в сторону, по коридору слышится тяжёлый вздох и причитания:
— Этот ещё требовательнее, чем старый.
Захожу в кабинет Влада и застаю его внимательно рассматривающим карту. Его задумчивый взгляд поднимается на меня, и последние печальные мысли развеиваются.
— Ты занят? — спрашиваю, а сама лёгкими шагами уже спешу к нему.
Он усмехается, а я ускоряюсь и прыгаю к нему на колени, пытаясь зарыться в рубашке. Влад всё так же задумчив.
— Скажи, что беспокоит тебя, свет очей моих? — обеспокоенно спрашиваю.
Он внимательно смотрит на меня и чуть поводит головой:
— Не хочу тревожить тебя, душа моя, — и вновь опускает голову, задумчиво, глазами проходясь по карте.
— Так буду ещё сильнее, — словно с ребёнком разговариваю, поднимая его подбородок, притягивая к себе.
— Мы в относительной безопасности, пока Мурад у власти, — выпаливает он, смотря на меня. — Может, будут набеги, незначительные, пока мы платим дань… Так уж получилось, что моя страна как ворота в Европу для Османов, им мы нужны как некий плацдарм для дальнейшего броска, их цель — территории за нашей, они перемелют нас как народ, им плевать на наши жизни, их цель — золото папской короны.
— Если бы я смогла что-то сделать, — с прискорбием заключаю я.
— Уже, — говорит, очерчивая пальцем скулы. — Ты рядом, этого достаточно.
Я глажу его лицо:
— Мы со всем справимся, я верю в тебя.
Наши лбы на миг соприкасаются, и он смотрит уже веселее.
— Соскучилась, — шепчу, ладонями спускаясь по груди вниз, опоясывая руками его торс, словно пояс-оберег.
Его подбородок упирается в мою макушку, и он обнимает меня так крепко, что моё сердце заходится. Мы чуть отталкиваемся друг от друга, и он целует меня сначала легко, медленно, переводя жаркое безумие момента в огненное торнадо. Его ладони судорожно сжимают мою талию, беспорядочно поднимаясь к груди, так же быстро оказываясь на бёдрах.
— Твоё платье слишком закрытое, — мужская ладонь сжимает грудь, и он рычит от бессилия, желая притронуться к обнажённой коже.
Его объятия обжигают, как и губы, но то, что во мне рождается от одного его взгляда, прикосновения или поцелуя, заставляет меня забывать о том, кто я такая, следуя только велению плоти. Его ладонь сжимает волосы на затылке, собирая их в небрежный комок, а вторая тянет подол платья вверх. Губы растягиваются в невольную улыбку. Влад отрывается, непонимающе смотря на меня.
— Твои советники против меня, — проговариваю в уста.
— Пусть только посмеют, — шепчет, ткань, поднимаясь вверх, рождает сотни мурашек на коже, пальцы ласкают кожу бёдер, двигаясь выше, легко задев треугольник, затем вновь вернувшись к бёдрам, мягко, но требовательно разводя ноги в белых чулках.
Предвкушение ласк. Задыхаюсь, когда его ладонь вновь поднимается вверх и чуть сжимает меня. Распахиваю глаза, ощущая на губах улыбку, голубые глаза внимательно следят за моей реакцией, когда его пальцы аккуратно двигаются, очерчивая мигом набухшие и увлажнённые складочки. Синева во взоре стремительно темнеет, как небо над землями Валахии осенью, когда я веду бёдрами, теснее приникая к его пальцам. Он утробно стонет. Мои ноготочки впиваются в его спину, защищённую тонкой тканью рубашки. Влад, не отводя от меня горящего взгляда, поводит пальцами вперёд и вниз, ощущаю, как смазка холодит внутреннюю сторону бедра. Хочу откинуть голову назад, но он не даёт, так же как и отвести взгляд, я стремительно краснею, но отказаться от блаженства, которое он мне «причиняет», не могу, это выше меня. Его большой палец кружит на точке удовольствия, спускаясь вниз, присоединяясь к другим пальцам, вновь отрываясь, так что я задыхаюсь, чувствуя, как меня сносит волнами, как тёплая жидкость, толкаясь, выплёскивается из меня, словно со стороны слыша свой сдержанный стон. Открывая глаза, сталкиваюсь со взглядом Влада, такой борьбы я в нём ещё не видела.
— Всё, что происходит и произойдёт, правильно, — говорю я, чувствуя, как он сильнее сжал мои волосы. — С тобой не может быть по-другому.
— Я не всегда делал правильные вещи, — признаётся он неожиданно и отводит глаза в сторону. — На войне я узнал себя с другой стороны.
Я задумываюсь, но лишь на секунду: