Но гораздо более Василия, в плане ресторанного счета, который может быть золотым, беспокоила Васина подруга. У нее, предполагаю, очень хорошие зубы. Почему зубы? Потому что с плохими зубами такую… хм, корму, не наешь. Так что если Вася будет торпедой в борт корабля моего бюджета, то его подруга сейчас, на пике беспокойства за кошелек, представлялась мне настоящим хтоническим монстром, могущим этот самый корабль бюджета просто разжевать и увлечь на дно…
С ассоциациями я переборщил настолько, что мне стало уже по-настоящему стыдно за свою веру в людей. Но, с другой стороны, всем донимающим меня даже не мыслям, а мыслишкам, я был искренне рад. Потому что они подтверждали, что я, со всеми архидемонскими и божественными делами, еще не тварь бесчувственная. А человек, и на обычные человеческие эмоции не только право, но и возможность имею.
Пока имею.
С такими мыслями я открыл заднюю дверь Гелика и начал доставать из машины транспортировочные кейсы.
— Варриор? — осмотрел пиктограммы на металлическом ребристом контейнере Патрик.
— Ну… ну да, Варриор. А что? — кивнул я, и вопросительно посмотрел на ирландца, в голосе которого мне послышалось явное удивление.
— Все в порядке, — пожал он плечами, доставая очередной ящик. Его бесцветные глаза уже ничего не выражали.
Втроем — я, Чумба и Патрик, выгрузив контейнеры из машины, начали заносить их в дом, схватив по одному. И, как раз к этому моменту, над двором завис конвертоплан в яркой раскраске, быстро спускаясь. Тяжелая туша качнулась на посадочных ногах, откинулась широкая кормовая аппарель, и из комфортабельного чрева машины выгрузилась прибывшая невеликая, но респектабельная компания. А нет, не вся — Войцеха с ними не было: последними вышли Василий и его блестящая во всех отношениях дама, и аппарель поднялась.
Василий со своей дамой, кстати, тяжеловато вышли. Явно хорошо и плотно поужинали в ресторане — вновь начал грызть оболочку веры в людей червячок сомнения.
Неожиданно со всех сторон раздались громкие крики. Я даже было вздрогнул от неожиданности, но почти сразу понял, что выкрики — восхищенные и приветственные. Это население Полигона, немалая его часть, собравшаяся за забором, встречало Василия и его леди.
Червячок сомнения переобулся и начал грызть в другую сторону.
Вот как так? Работаешь, придумываешь, планируешь, рискуешь жизнью, свободой и разумом, собираясь приводить криминогенный район в благополучный вид и вести людей к возможности простого житейского счастья, претворяешь планы в жизнь… а любят все не тебя, а Василия, который просто добавил яркости в наряд, нанес татуировку белого черепа на лицо и мелькает пред народным взором чаще всех.
Причем не просто его любят, горячо ведь любят — судя по крикам. Меня же наверняка запомнят не как благодетеля и проводника во тьме, а как опасного со всех сторон странного деятеля, который только и делает, что выбивает или ворота или мозги уважаемым людям.
Обидно. Тяжела и неказиста жизнь простого кардиналиста, как сказал бы чиновник из команды кардинала Ришелье. Чиновник, обеспечивающий благоденствие, покой и процветание французского королевства, чью деятельность никто не замечает, отдавая все внимание гуляющим по улицам и кабакам вечно пьяным гасконским горцам в ярких мушкетерских плащах. Ладно, что-то меня опять на лирику потянуло. С недосыпа и недоедания, скорее всего.
«А они в ресторане вкусно и плотно поели, а тебе сейчас сублимат грызть. С вишневым вкусом…» — подсказал внутренний голос. От упоминания вишневого вкуса сублимата — а других почему-то у нас в запасах не было, меня едва не перекосило.
Так, стоп. Хватит — собрался я, волевым очищая голову от сторонних мыслей.
В лицо дохнуло воздухом — это спутница Василия, сверкнув блеском изумрудного платья, отправилась прочь. Остальные уже, даже не спрашивая, подхватили кейсы с бронекостюмами. Когда я, также взяв один из кейсов, зашел в дом, в холле уже все было разложено — по два ящика рядом, с доспехами и оружейными модулями.
— Ты где это… удивительное произведение искусства нашел? — поинтересовался у меня Гек, как раз опустивший на пол один из ящиков.
Я, с некоторым усилием, сдержал раздраженный комментарий насчет зубов дареного коня, которые надо брать пока дают. Сдержался только потому, что Гек, который совсем недавно заживо гнил в вирткапсуле без надежды на освобождение, сейчас попробовал исполнить шутку. И это, если честно, радует больше, чем раздражает его намек. Да и слов он сейчас за одни раз сказал количественно едва ли не больше, чем произнес за первый месяц, пока жил в усадьбе Юсуповых-Штейнберг.
— Где нашел, там больше нет, — нейтрально ответил я, осматриваясь. — Где… моя новая подруга? — спросил я у проходящего мимо дядюшки Абрама.
— Войцех занимается. Сказал, отвезет в надежное место.
Интересно, что за надежное место. Но ладно, раз Войцех сказал, значит сделает.