Про маму я и так знала. Даже в десять лет. Только старалась не думать про нее и дядю Витю. Из-за папы очень сильно расстроилась. А когда узнала про Вику – разозлилась ужасно. И поняла, что хочу с ней поквитаться. Теперь мне это смешно, но в десять лет узнать, что самая моя страшная тайна – то, что я до второго класса писалась в постель, – рассказана подружкой нашему однокласснику Ромке… Вот это было ужасно! А я-то думала, почему он так гадко ухмылялся, когда я подарила ему на двадцать третье февраля открытку и фломастеры…
Ирина помогла мне впервые войти в сумрак. Она сказала, что там я сама решу, кем стать. Сумрак увидит мою душу насквозь и выберет самое подходящее.
Потом моя подружка Вика съехала на двойки, стала матом ругать учителей и даже завуча, ее забрали из нашей школы и, говорят, долго лечили в детской психбольнице от редкой болезни «синдром Желя-Де-Ля-Туретта». Красавчик Ромка напустил в штаны посреди четвертного диктанта и еще два года жил с прозвищем Сыкун, пока не переехал с родителями в другой район.
Дядя Витя утонул, купаясь в мелком пруду на даче, только через три года. Это все-таки трудная задача для ребенка. А уж про то, как я добывала прядь его волос, и вспоминать противно…
И я ни капельки не жалею о своем выборе.
Некоторые считают нас, Темных, злыми. Вот уж нет! Мы просто справедливые. Гордые, независимые и справедливые.
И все решаем сами за себя.
Ночной пляж полон тоскливого очарования. Словно осенний парк, словно концертный зал после премьеры. Уходит на время утомленная толпа – набираться сил для новых безумств; море зализывает раны, выбрасывая на берег арбузные корки, размокшие обертки от шоколада, огрызки кукурузы и прочую человеческую дрянь; мокрый прохладный песок покрывают следы чаек и ворон.
Я услышала Игоря, уже подходя к пляжу. Вначале – его гитару, а потом и его голос.
Он пел, и я вдруг с пронзительной ясностью поняла: ничего не будет. Там сидит развеселая компания, на песке – бутылочка-другая и разломанные булочки, прихваченные с ужина на закуску. А я-то, дура… максимум, на что могу рассчитывать, – на приглашение провести остаток ночи в его комнатке…
И все-таки я пошла на звук. Просто чтобы убедиться…
Не люблю эту песню. Вообще недолюбливаю «Наутилус», их песни вроде бы и наши, но чем-то неуловимо отличаются. Не зря их так ценят Светлые.
А уж эту песню – не люблю особенно!
Я была уже в паре шагов от Игоря, когда поняла, что он на пляже – один. Игорь тоже меня заметил – поднял голову, улыбнулся, не прекращая петь:
Я присела рядом, на разложенное на песке большое махровое полотенце, терпеливо дожидаясь, пока песня кончится. И лишь когда Игорь отложил гитару, спросила:
– Концерт для волн и песка?
– Для звезд и ветра, – поправил он. – Я подумал, что тебе трудно будет найти меня в темноте. А тащить с собой магнитофон – не дело.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Разве ты не чувствуешь? Сейчас время лишь для живого звука.
Игорь был прав. Пусть с выбором песни я не согласна, но вот против живого звука сказать было нечего…
Я молчала, разглядывая его – точнее, пытаясь разглядеть в темноте. Он был в одних шортах, босиком. Волосы влажно блестели – наверное, уже успел искупаться. Кого-то он мне сейчас напоминал… то ли веселого трубадура из детских сказок, то ли принца, переодетого трубадуром…
– Вода теплая, – сказал Игорь. – Пойдем?
И тут до меня дошло, что я слишком торопилась на пляж.
– Игорь… ты будешь смеяться… Я не могу купаться. Я забыла купальник.
Он подумал секунду, потом очень спокойно уточнил:
– Ты стесняешься? Или боишься, что я решу, будто ты сделала это нарочно?
– Не боюсь, но не хочу, чтобы ты так думал.
– Я вовсе не думаю так, – сказал Игорь. Поднялся. – Я пойду в воду, а ты присоединяйся.
Он разделся у самой воды, побежал – и почти сразу нырнул. Я колебалась недолго. У меня и мысли не было соблазнять Игоря таким примитивным способом, я действительно забыла купальник в комнате. Но вот стесняться, да еще человека – ни за что!