Дозор с бульвара Капуцинов

– Проклятие? – теперь Морис обращался к Леониду.

– Совершенно верно. Мадемуазель Турнье должна наслать проклятие на город. И сделать это как можно скорее. До того, как закончится День без Договора.

День, впрочем, уже как таковой закончился. Инквизиторы своим появлением на галерее словно поставили точку, окончательно принеся с собой наступление ночи.

Но до полуночи еще оставалось время.

– На выставке почти не осталось Темных. Они бросились врассыпную. Спешно покидают город. Он успел убить еще несколько Иных.

– Явно высокого ранга?

– Да, – ответил Морис.

– Но только в центре Парижа?

– Что-то мешает ему покинуть территорию выставки. Видимо, только пока. Если необходимо проклятие, то мадемуазель должна наслать его как можно быстрее.

– Это не в моих силах, месье, – послышался уверенный голос Мари.

Леонид даже удивился: настолько тот был лишен тени всякой слабости. Бриан после освобождения говорил совсем иначе. Можно было поаплодировать эскулапам Инквизиции. Хотя наверняка и амулеты Градлона выполнили свою роль. А может, относительно небольшой срок, проведенный ею в камне.

Он повернул голову. Туманный полог исчез. Мари стояла полностью одетая в строгий наряд серых тонов, и даже волосы ее оказались убраны.

– Я не могу проклясть город, – сказала девушка. – Я знаю теперь, кто я, благодаря месье Дункелю. Но это ничего не меняет.

– Постой, – шагнул к ней Леонид, как будто этим своим шагом переходя на «ты». – Пресветлый сейчас занял твое место в этом чудовище. Тот, кого ты выпустила, переродился в живой огненный шар. Он убил всех твоих товарищей. Из-за него навсегда ушел в Сумрак Ноэль Кастелен. Ты осталась совсем одна, а эта тварь, ради которой ты всем пожертвовала, будет только крепнуть и убивать все новых и новых Иных. Когда не останется Темных, Эмпириум перейдет на Светлых, когда не останется Светлых – перейдет на людей. И ты не можешь его проклясть? Пожелать, чтобы у него закончилось топливо? Чтобы ему пусто было, в конце концов?

Последнюю фразу Леонид и сам не заметил, как произнес по-русски.

– Я знаю, что такое инферно, – спокойно ответила Мари. – Чтобы его вызвать, нужно очень сильно ненавидеть. А я… много всего чувствую. Мне горько, мне обидно, мне жаль. Но у меня нет ненависти. Даже к Бриану. Даже вот к этим господам, которые могут сотворить такое с живым существом, превратить его в статую, но оставить в сознании. Я не могу вызвать проклятие…

– Как же так, сударыня? – неожиданно вкрадчивым голосом осведомился Морис. – По вашей милости Бриан освободился и превратился в Светлую мерзость… Не думал, что вообще такие слова могут сочетаться… Ради вас Пресветлый коннетабль обрек себя на много веков пребывания в камне. Вы пробыли там отнюдь не год, но знаете, каково это. Что вы думаете на свой счет, мадемуазель Турнье?

Леонид понял, к чему клонит Великий Инквизитор. Он собрался было возразить, как бы это ни абсурдно звучало – спорить с тем, кто явно старше вот этого храма. Но Мари успела раньше:

– Трибунал может судить меня и приговорить, к чему сочтет нужным. Но я не собираюсь осуждать себя сама. Тем более за то, чем не обладаю.

– Пресветлый коннетабль настаивал на прощении для вас, только если вы исполните то, что он… велел. – Морис явно хотел сказать «завещал», но в последний момент передумал. Взглянул на портсигар Градлона, который все еще держал на ладони. – Но если вы откажетесь, то и его слова потеряют силу.

– Поступайте как знаете.

«Они ее убьют, – подумал Леонид. – Найдут для нее другую статую. А Эмпириум продолжит метаться по городу и будет только расти». При мысли о сущности, не так давно носившей имя Бриана, он почему-то испытал холод.

И не сразу осознал, что это за холод. Осознав же, сделал несколько шагов в сторону под недоуменными взглядами. Склонился над друзой. Прикоснулся к самому высокому изумруду.

Галерея исчезала. Вместо нее вокруг проявились различные химические приборы и запылал камин, не дающий тепла.

А за столом, беспорядочно заваленном свитками и раскрытыми книгами, сидел чародей Брюс.

– Яков Вилимович! – Леонид бросился к нему.

Ушедший маг тяжело поднялся навстречу. Его объятие было коротким – и столь же холодным, как и все в этой воображаемой Сухаревой башне. А еще – невероятно слабым.

– Слишком мало времени, юноша. Дозвольте перемолвиться с вами парой слов. Я вел бы разговор с Инквизицией сам, но больше не в силах занять ваше тело.

– Но как вы?..

– Мой проводник в мир живых – сии изумруды. Таинство, проведенное через них над сим истуканом, разрушило течение энергий. Все равно что дверь притворило сильным ветром, ежели угодно. А затем, когда Пресветлый таинство вдругорядь совершил, дверца и отворилась заново. Токмо не как ранее, а на малую щелку. Но хватить должно… Я все еще вижу вашими глазами и слышу вашими ушами. Девица не лжет. Не в ее силах проклинать, как не в моих – ожить.

– Но она – Великая!

– Я уразумел сие довольно скоро, а окончательно уверился здесь, в соборе. Токмо сообщить вам не успел, началась моя битва. Градлон мог долго прятать истину от живых, но не от теней.

– Как же тогда вызвать инферно?