Дозор с бульвара Капуцинов

Отряд Инквизиторов во главе с Высшим вампиром, у которого слегка кружится голова от остаточной мертвой энергии в катакомбах. Отряд, преследующий чудовище, которое нельзя поймать, потому что оно, как та вторая планета Земля, всегда будет с другой, противоположной стороны. Отряд, блуждающий в замкнутом времени, уверенный, что едва лишь начал свой путь, не подозревающий, что на поверхности его давным-давно хватились. Монстр мха был тем временным замком, что экспедиция должна была открыть и не могла. Словно морковь перед мордой осла, подвешенная к его же оглобле.

Лишь те, кто устроил эту ловушку, дали возможность Леониду разрушить замок и выпустить запертых из городского подвала. Вот только зачем?

– Пока вы были внизу, месье Александрофф, – произнес Градлон, кладя руку на старинный потрепанный манускрипт, лежащий перед ним на столе, точно мертвая птица под скальпелем препаратора, – я дал задание архивариусам. Они перерыли все что можно. У них для того есть свои особенные чары, каких не знаю даже я. Цеховые секреты в некотором роде. Создание големов из сумеречного мха – такого в анналах, конечно, не было. По крайней мере отыскать ничего подобного не удалось. Но вот трюк с хождением по кругу в замкнутом коридоре времени на первом слое… Нечто вроде этого знал Сен-Жермен. К сожалению, я не был знаком с ним лично. Граф был как наш монстр мха, вечно ускользал от прямой встречи.

– Вы полагаете, кто-то из его учеников?.. – Леонид не закончил вопроса.

– Сен-Жермен никогда не поддерживал Бриана де Маэ. Хотя оба Светлые, но граф не хотел менять мир… революционно. Он был сторонником постепенности, полагал, что люди меняются медленно, оттого и выбрал свою маску авантюриста-мошенника. Если у него были тайные ученики, которые смогли устроить заговор, да еще привлечь в союзники Темных… Вряд ли они стали бы освобождать Бриана. Вот это главный парадокс, которого я пока не могу разрешить.

Градлон вдруг захлопнул манускрипт. В камине треснуло полено. На друзе вспыхнул блик и погас, будто ставил точку в главе романа – из тех, что печатаются с продолжением в парижских газетах.

– Как бы там ни было, эту партию мы проиграли. Причем все – и Свет, и Тьма, и Инквизиция, – подытожил старый маг, водя подушечкой большого пальца по пульсирующей на левом виске жилке. – Что ж, будем готовы к новой. Время всегда делает свой ход первым.

Лента 2. Человек с киноаппаратом

Пролог

Железная дверь камеры отворилась.

Темница была уютной настолько, насколько таковым вообще может быть узилище. На одной из толстых стен древнего шато висело несколько ковров и гобеленов. Здесь же стояла кушетка с тонким матрасом и постеленным чистым бельем. Рядом – низкий прикроватный столик и даже книжная этажерка. На противоположной стене имелся небольшой камин. Березовые поленья не переводились в корзине, а ароматный дым уходил куда-то далеко вверх по узкому дымоходу. Чуть в стороне от камина из стены выходил медный кран, а из крана, если отвернуть вентиль, текла вода в раковину. Узник не привык к подобным изыскам, и пленителям пришлось обучать его открывать и закрывать вентиль. Что касается отхожего места в углу, то странная белая ваза, что шумно проливала воду, поначалу и вовсе испугала пленника – тот уже порядком забыл, когда так сильно боялся в последний раз.

А еще на третьей стене камеры находилось странное окно. Между прочим, довольно большое, пропускающее в комнату много света. Только вместо цельной картины в окне отображалось происходящее в разных местах города, словно это был удивительный витраж из видов множества парижских улиц.

Узник давно уже не видел Парижа и в первый день пристально разглядывал каждый из элементов городской мозаики. Иногда там появлялось нечто совсем потрясающее. Огромные здания, загадочная высокая башня, целиком сделанная из железа. Экипажи без лошадей, извергающие пар… Какие-то невероятные ворота на площади. А еще люди в странных шляпах, похожих на перевернутые черные ведерки с полями. Можно было даже открыть форточку, но звуки, что врывались в темницу, представляли собой какофонию обрывков уличного шума из тех же самых мест, разбросанных по городу. Узник был совершенно уверен, что, вздумай он громко звать на помощь, его крик распался бы на множество осколков, и до каждой улицы, показанной в окне, долетело бы всего несколько нот.

Он знал, кто способен на подобные трюки. Когда-то наиболее способные боялись его как огня. Теперь же одна из таких стояла в дверях. И держала при этом поднос с кофе и корзинку с хрустящими булками, явно только что купленными у пекаря.