Дознаватель

 — Тогда чего ты хочешь? Ты знаешь о сети, но я тоже внештатница. И я давно бросила, как я уже сказала. Я никогда не сдавала никого. И не сдам.

— Внештатница?

— Конечно. Ты знаешь, что я записываю видео для шантажа, но я не шлюха, я преступница. Я не работаю в эскорте, я не занимаюсь сексом по телефону, меня нет на секс-сайтах... меня нельзя купить на время, — сказала она, а вспышка янтаря под ее длинными ресницами сказала мне, что следит за реакцией на этот последний пассаж. Я не просто молчал, это было кое-что большее. Не суровое молчание, как сказать, такое, терпеливое, понимающее молчание, от человека, который ожидает услышать то, что он уже знает, и помнит из знакомой пьесы.

— Ты знаешь, что я снималась в порно, — продолжала она, плавно, не пропуская удар. — Оно выглядит одинаково. Трахайся и соси, все выглядит одинаково, спустя некоторое время. Ощущается так же. Но я там кое-чему научилась. Я не просто делала, что говорят, я слушала. Знаешь, некоторые режиссеры были настоящими режиссерами. Мейнстрим режиссерами. Можно так сказать. Поэтому я задвала им вопросы. И им это нравилось.

— Уверен в этом.

Эти три слова заставили ее продолжать:

— Одно, чему я научилось… я просто как-то знала, — сказала она, снова наклоняясь вперед, но теперь не кокетничая... доверяя коллеге, коллеге-профессионалу. — Я смотрела и училась. Нужно найти свой путь. Учиться читать. Не книги, людей. Не уличные знаки, которые указывают, в каком направлении идти. Люди говорят. Что они хотят, как они этого хотят. И все они действительно хотят быть уважаемыми, даже если вы одеваете их, как собак, или пеленаете их, как младенцев. Я поняла это. Сама. Меня никто не учил. Теперь я могу читать таких людей, как книжку, вроде уличных знаков, на языке, который знаю только я. Вот что делает меня такой желанной в сети. Эти лохи никогда не поймут, что я профессионал. Я могу быть офисной девушкой или официанткой, или кем-то, с кем они столкнулись в дорогом магазине... Это не имеет значения. Я даже могу быть стриптизершей, если нужно.

— Некоторым лохам.

— Да, некоторым лохам. Но дело не в том, что я отказываюсь от секса. Я снисхожу до него. С трудом. Так, что ему нужно прийти ко мне в гости. Или привести меня в отель. Но лучшие удерживают меня. Держат меня для себя.

— И тогда в дело вступает сеть.

— Верно. Но я не получаю комиссионные. Мне платят за производство, вот и все. Когда все кончается, я беру отпуск. Долгий отпуск, за городом.

*

— Насколько натянут у тебя поводок? — спросил я ее.

Она вспыхнула. Решая, попадусь ли я, если она включит дурочку или... Но она взяла себя в руки: обреченность окрасила черты, шоу называется «я просто выживаю».

— Я бы сказала, умеренно. Бывало и туже.

— Он сейчас не в стране.

Она кивнула.

— Но твой телефон всегда должен быть включен.

Она снова кивнула.

— Это сеть говорит, кто мишень, но на этот раз они ошиблись, верно?

— Я… думаю да.

— Однозначно, да, — заверил я ее. — Этого лоха нельзя шантажировать. Он не политик. И его жена уже знает, что он делает.

— Со мной?

— Нет. Ты не имеешь значения. Знает, что он делает, чтобы зарабатывать все эти деньги.

— Наркотики?

— Нет, — сказал я, чувствуя, что она внимательно следит за мной. Она пыталась выглядеть спокойной, конечно, она могла прочитать книгу, только если могла открыть ее.

— Он крупнейший производитель-дистрибьютор детской порнографии в западном полушарии.

Ее рот скривился:

— Фу!

— Конечно, — сказал я ровно, как показатели ЭКГ у трупа.

— Что значит — «конечно»?

— Это значит, что ты знаешь, что он делает. И знаешь, сколько он стоит. Не как цель шантажа. Не для сети. Для тебя.

— Нет, я...

— Да, ты. Вот почему у тебя никаких доказательств для сети. Вот почему ты их придерживаешь. У него достаточно денег, чтобы вытащить тебя от них. Бесконечная река наличных денег. У него резиденции по всему миру. Но он не может хранить свой материал здесь. Эстония — самое безопасное место для его серверов, и в стране достаточно беззакония, чтобы быть там королем... только жить ему там не очень комфортно.

*

Три часа спустя, она докурила свои последние сигареты, и осталось всего три физалиса в вазе.

— Я могу выходить. За покупками и все такое. Но то место, оно охраняется, как…

— Во,т почему ты должна заставить его отвести тебя туда.

— Он никогда этого не сделает. Зачем бы ему? Он получает и так все, что хочет, там, где он хочет.

— Это творческая работа, — сказал я ей.

*

Еще сорок три минуты.

— Если я сделаю, что ты хочешь, он меня убьет.

Я помотал головой.

— Что? — спросила она, ее третий глаз искал зажженный знак «выход».

— Может, есть и другой способ.

— Я сделаю…

— Мы не работаем на сеть, — сказал я. Это правда. — Мы хотим войти в бизнес сами. Их бизнес, я имею в виду. Но не так, как они его ведут. Не с такими встрясками. Это слишком утомительно. И слишком маленькая отдача. Что до тебя, мы хотим знать, где он хранит записи. Все-все, вплоть до личных.

— И что, я просто спрошу его?