Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

В некоторых моментах качество тренировки среднего немецкого пехотинца напрямую работало против него. Вот как с правой рукой, например. При перебегании вражеский устав требовал нести винтовку в правой руке, держа ее примерно за середину. Так удобнее залегать после пробежки. А уж что-что, а уходить от огня фрицев учили на совесть. Причем снова для броска они поднимались не там же, где легли, а отползя чуть в сторону. Ну прям как мы во время той демонстрации боевых возможностей месяц назад! А вот стрелять во время перемещений ребята из Вермахта не очень любили и, соответственно, не умели. Когда бросок заканчивался и они, умело выбрав позиции, залегали, и раздавалась знакомая многим любителям рока команда «Feuer Frei»,[19] тогда — да, только держись! С точностью даже у обычных солдат все обстояло нормально. Но при этом сами немцы, если они не обозники, а нормальная пехота, все одно, больше на пулемет полагались. Ну и мы, как только эту фишку просекли, стали пользоваться контрмерами в полный рост — ведь где эмгач, там рядом и фрицевский командир отделения, а как раз он и подает команды своим архаровцам. Так что, если и засек пулемет, сразу ищи их унтера с его биноклем и эмпэшником, ну а там — как получится.

И колышки здорово помогали пару раз. Не нам, правда, а «смежникам», с которыми опытом поделились. Нам честно доложили, что при организации засады по совету истыкали обочины тропинки мелкими, в мизинец толщиной, колышками, так что, когда после первых выстрелов фрицы принялись исполнять команду «Hinlegen!»,[20] парочка на отточенные деревяшки напоролась. Мелочь, а приятно!

…Из-за угла выскочил взмыленный Дед Никто, но и пары шагов сделать не успел, как Юрин, изображавший зловредного партизана, резким толчком руки направил ствол «вражеской» винтовки в землю, а когда она воткнулась, доработал рукой, выворачивая правую руку Кудряшова и одновременно заваливая его на землю.

Чисто сработал! — я улыбнулся: все-таки приятно, когда прием, придуманный тобой, красиво исполняет твой же подчиненный. Я показал Коле большой палец. Он в ответ смущенно поклонился.

А вот Люк стоит нахмурясь, видимо, недоволен, что его «хвостик» даже сгруппироваться не сумел. Но тут ничего не попишешь: у Кольки всяческие рукомашества неплохо выходят, к тому же он килограммов на двадцать тяжелее Дениса. Надо только намекнуть сержанту, чтобы на одной форме не зацикливался, ведь прием этот двумя способами можно сделать — хлопнуть по «передней» части винтовки, как Коля, или, наоборот, приподнять приклад, как предпочитаю делать я. Так мягче выходит.

Понаблюдав за еще одной «пробежкой», которую теперь исполняли «трофейные», я отправился к командиру.

Москва, улица Дзержинского, дом 2.

20 августа 1941 года. 11:34.

Секретарь устроил побудку буквально полчаса назад, и сейчас «граждане очень старшие командиры», как шутливо называл всех присутствующих Яков, потихоньку приводили себя в порядок. Пока Павел умывался в туалете на этаже, в голове родилась шальная мысль, что можно спуститься в цокольный этаж и принять душ. Да, пусть предназначенный для обработки задержанных, пусть с холодной водой, но душ… Третьи сутки не получается вырваться домой, и только заранее припасенный в кабинете комплект формы выручил вчера при визите к главкому. Ну, дома спать не сильно комфортнее сейчас, — вспомнил он про «гостивших» в его квартире недавно вышедших из заключения сотрудниках. Жить им пока было негде, и он, посоветовавшись с женой, оставил их у себя. Все равно оба супруга целыми днями на службе пропадают. После недолгих колебаний он решил, что с помывкой можно подождать, и, доскоблив лицо бритвой, вытер остатки пены полотенцем и еще раз тщательно умылся.

…В кабинете завтракали: Наум и Яков устроились у стола для совещаний и задумчиво поглощали принесенные из буфета бутерброды. Вздохнув, Павел взял с тарелки парочку, ухватил другой рукой стакан с чаем и расположился во главе стола.

— Что делать будем, селяне? — наскоро прожевав хлеб с докторской колбасой и торопливо запив импровизированный завтрак чаем, спросил он соратников.

— Яша пока не в курсе, — Эйтингон отодвинул ото рта бутерброд с сыром.

— Про что? — Серебрянский после тюрьмы воспринимал творящиеся бытовые неурядицы чуть ли не как поездку на курорт и выглядел как бы не бодрее своих более молодых коллег.

— Вчера Пашу выдернули наверх, — палец Эйтингона показал на потолок. — И задали пару вопросов…

— А ты что? — Серебрянский повернулся к начальнику группы.

— Вот я и спрашиваю, что делать будем? Наверху требуют эвакуировать группу, но при этом не перестают сомневаться в их благонадежности.

— Что на этот раз?

— Меня носом ткнули в их образованность и в то, что подобный профессионализм плохо сочетается с навыками террора.