Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

— А я командую группой армий, так что не думаю, что нам откажут. Что по охранным дивизиям?

— Часть сил 286-й задействована сейчас против русских окруженцев примерно в том районе.

— Часть — это сколько?

— 3-й батальон 354-го полка, 317-й полицейский батальон, моторизованная команда ГФП и специальная кинологическая группа. Всего, — фон Тресков заглянул в бумаги, — восемьсот двадцать человек при тридцати двух пулеметах и трех минометах. Все подразделения мобильны — батальон охранной дивизии на велосипедах, а полицейские части все моторизованы.

— Очень мало! Передайте генералу Мюллеру, чтобы он перебросил туда еще как минимум один батальон. Тогда у них будет хоть какой-то шанс связать русскую кавалерию.

Берлин, Ораниен-штрассе 51–52.

26 августа 1941 года. 21:07.

— Добрый вечер! — Вошедший, услышав эту, казалось бы, безобидную фразу, резко обернулся.

На этот раз встреча проходила на его территории, и Генрих не смог отказать себе в маленькой «шалости». Комната, в которой он ждал встречи с рейхсляйтером, была освещена таким образом, что, несмотря на множество горевших ламп, в ней образовалось много укромных, хорошо затененных уголков. В одном он как раз и сидел, когда Борман вошел. Причем не только вошел, но и прошел мимо, не заметив сидящего буквально в двух шагах начальника гестапо.

— Добрый! — Первая оторопь прошла, да и владел собой партийный функционер неплохо, так что голос его звучал спокойно. Положив фуражку и перчатки на столик, гость опустился в кресло, стоявшее рядом. — В чем срочность? Признаться, я отменил несколько весьма важных встреч, группенфюрер.

— Чтобы не тянуть время, рейхсляйтер, перейду сразу к делу… — Мюллер достал из внутреннего кармана конверт из плотной бумаги и, положив его на стол, толкнул по полированной поверхности в сторону собеседника.

Борман поймал его и, открыв, достал сложенный пополам листок бумаги. Быстро пробежав написанное на нем, он аккуратно сложил записку обратно и положил на стол:

— Это все замечательно, но я в ваших шпионских играх разбираюсь не сильно. Вы можете пояснить, что это такое?

— Эту радиограмму чуть больше недели назад перехватили мои люди. Передача велась из района юго-западнее Минска. — Мюллер сделал многозначительную паузу и, дождавшись кивка, означавшего, что информация принята к сведению, продолжил: — Один из моих «мальчиков»… Очень способный «мальчик», надо сказать… Правда, я ему немного подсказал… Он попробовал на зуб это послание с помощью шифров, применяемых некоторыми отделами известного вам учреждения. И сегодня с утра добился некоторого успеха. Позывной рации ДубльВэГэЭн. В ней говорится, что ГэЭм занимается делом ЭрХа, но успеха вряд ли дождется. Надеюсь, вы понимаете, что за первыми инициалами кроется ваш покорный слуга, а за вторыми — рейхсфюрер. Далее… — Начальник тайной полиции сделал вид, что тянется к бумажке, но потом несколько показно продемонстрировал, что в подсказках не нуждается. — Далее сказано: «Но прыть его можно поумерить» и следующая фраза: «ФауДэБэ не знает ни о чем». И вряд ли эти три буквы обозначают кого-либо иного, нежели хорошо вам и мне известного Бах-Целевски.

— Минуточку! — Борман даже привстал в кресле. — Вы хотите сказать, что исполнители все еще там?!

— Вряд ли. Скорее представитель организатора. Но предупреждаю, что поймать его практически нереально. Это послание было расшифровано только потому, что мои люди знали, что искать. Тонкостями я вас морочить не буду, просто поверьте, что расшифровывать сообщения, написанные на немецком, если дешифровщик думает, что это русский, — довольно трудно.

— Верю вам на слово. Обрисуйте, что нам, — заместитель фюрера выделил голосом это слово, — дает это послание.

— Ну, во-первых, в сторону русских мы можем теперь даже и не смотреть. Я имею в виду, в связи с известными событиями. Во-вторых, на основании ее… — Мюллер запнулся в попытке подобрать более точную формулировку. Впрочем, заминка длилась не больше секунды. — Круг подозреваемых резко сузился! Будем честны: человек, приславший это, — свежеиспеченный группенфюрер взял со столика листок, — метит так же высоко, как и летает! И если у вас есть соображения по поводу других кандидатур, кроме той, что мы упоминали во время прошлой встречи, я с удовольствием их выслушаю.

Закончив тираду, Генрих достал из кармана пиджака зажигалку. Щелчок — и по краю шифротелеграммы побежали язычки пламени. Дождавшись, когда большую часть листка охватит пламя, он бросил улику в массивную бронзовую пепельницу.

— Теперь ваш ход, рейхсляйтер.