Дожить до премьеры

Лидуся приходила туда, чтобы пообщаться. Когда-то она приехала из Днепропетровска с большим грузом русских книг, и теперь приносила их на продажу – не корысти ради, а для удовольствия. Лидусе нравилось, что ее подопечные, старые советские книги и русские классики уходили в хорошие руки; что их, очевидно, собираются читать. Кроме того, всегда можно было поболтать с теми, кто задерживался у лидусиного столика – у этих посетителей можно было не осведомляться, говорят ли они по-русски. Мы с Лидусей очень быстро разговорились и почувствовали родственную душу. После нескольких таких воскресных встреч я помогла Лидусе тащить книги домой (машины у нее не было, как и водительских прав). За чаем выяснилось, что у нас похожие читательские пристрастия, хотя поспорить тоже было о чем. Споры и разговоры – внезапно, на двадцатом году жизни в эмиграции, я поняла, как мне их не хватало! Всё уже было в моей налаженной жизни – обустроенная квартира, работа, налаженный быт, – но кроме чтения книг и чтения в Интернете у меня не было никакой интеллектуальной жизни. И даже смешно было как-то об этом заикаться – все равно что жаловаться на недостаток жизни сексуальной. Все беседы со знакомыми крутились вокруг здоровья, удачных и неудачных покупок, успехов детей, проблем с родственниками, рассказов о тех, кто остался „там“. Лидуся была первая, кто спросил меня: что ты сейчас читаешь? Нравится? Посоветуешь? И я почувствала просто бешеное желание рассказать ей обо всем, что прочитала за последнее время, спросить о непонятном, поспорить о том, что задело. Лидуся не стеснялась говорить о глобальном; например, могла завести разговор, а стоит ли выходит из зоны комфорта, или честно ли жить вполсилы, и что такое вообще „честность“ относительно человека и общества. Скоро к нашим беседам присоединилась Бронька. В какой-то раз Лидуся предложила учредить „клуб кухонных разговоров“ и встречаться по средам. Мне было непонятно, почему надо „официально“ встречаться по средам, если можно встречаться когда угодно. На что Лидуся справедливо заметила, что „когда угодно“ как правило значит „никогда“, потому что у всех какие-то мелкие дела, кто-то занят в один вечер, кто-то в другой. А если среда будет точно намеченным временем наших встреч, то это уже почти наверняка.

Так и вышло. Мы положили собираться в первую среду месяца. Сидели у меня на кухне (кухонные ведь разговоры!), пили чай, а к чаю я специально покупала печенье „Зоологическое“ в русском магазине. Это было самое любимое у нас всех троих. Иногда мы спорили до реальных обид (и непременных последующих примирений), иногда – и это было главным удовольствием, конечно, – сходились во взглядах. И весь следующий месяц проходил под приятным знаком подступающей Среды. Когда я набредала на интересную или спорную мысль, то откладывала „для среды“ (а иногда записывала на бумажках – голова дурная, забуду!). В основном в спорах сцеплялись Бронька и Лидуся. Бронька в наших спорах занимала правый фланг, Лидуся – левый, а я в основном болталась посередине, стараясь найти приемлемые компромиссы. Чего мы только не обсудили за чаем с печеньками! Политкорректность, новую чуткость, феминитивы, актуальные выборы (уж этих-то всегда было в достатке, что американских, что российских, украинских и немецких). Запретов на какие-либо темы не было. Нет, вру, были: в среду мы не говорили о своих болезнях и родственниках. Для этого в нашем распоряжении были все остальные дни месяца.

Сегодня Лидуся пришла на наши посиделки пыхая паром как чайник. Я ей сто раз говорила, не гори на работе, не принимай так близко к сердцу! Но Лидусино сердце не очерствело за пять лет работы (она работала воспитательницей на продленке в начальной школе). Беду каждого ребенка она принимала как сигнал, что этот мир надо менять. И с этим решительным намерением она приходила ко мне и к Броньке.

– Представляешь, Давид сегодня сидел голодный! Все ели обед, а у него ничего не было.

– Но как же это может случиться? Ведь родители оплачивают продленку на месяц. И вы заказываете определенное количество обедов у специальной фирмы. Почему ему не хватило?

– Нет, у нас теперь (и уже довольно давно, кстати) новая система. Какие-то дети записываются на горячий обед и оплачивают на месяц вперед, а какие-то приносят еду с собой. Так решили, потому что долгое время нам приходилось воевать с теми, кому полагался горячий обед, а они не ели. Ну где-то я детей понимаю, иногда такую бурду привозят. Короче, разрешили есть домашнее. Даже несколько столов организовали – для „горячего обеда“ и для „снеков“. Давид должен приносить свою еду. Но сегодня не принес. Сидел за столом перед пустой салфеткой. Мне было его ужасно жалко.

– И что же, другие дети не поделились с ним?