Антон и сам знал из книг, что вещи живут тайной жизнью, но ночам двигаются, разговаривают. Или это были сказки? Он несколько раз пытался подкараулить их превращения, ему это никак не удавалось. Возможно, вещи догадывались, что он не спит, и тайн не открывали. Даже построенный из репродуктора и буфета великан, обязанный Антону своим появлением, стоял не шелохнувшись.
И вот мама затеяла уборку и — чем они ей помешали? — сковырнула зеленые пластилиновые глаза. А оранжевый нос оставила.
Антон надеялся, дедушка и папа огорчатся, осудят маму, а его попросят восстановить все как было. Ведь им так нравилась его фантазия. Однако они проявили полное равнодушие, даже не заметили ничего.
Взрослые быстро забывают свои восторги!
Из репродуктора неслось ритмичное, как удар капель о раковину, постукивание. Антон представил приближающуюся там, на радио, к микрофону женщину на каблуках. Потом раздался шорох и щелчок, и мужской, что Антона неизменно удивляло — приближалась женщина, а говорил мужчина, — мужской голос объявил:
— Передаем сводку новостей.
Антон раздвинул занавески и зажмурился от голубоватого резкого света. В окне изредка мелькали ноги прохожих. Если прохожий был низенького роста, в поле зрения попадали его сумка или портфель.
Антону иногда удавалось подкараулить возвращавшуюся маму, и он мчался открывать дверь.
— Осенние заботы животноводов, — оповестил диктор. Сделал паузу и продолжал: — Передовые хозяйства Украины успешно готовятся к зимовке скота. Запасают корма, ремонтируют помещения и механизмы на фермах…
Антон взял большую красивую книжку вьетнамских сказок, устроился в кресле и стал разглядывать знакомые картинки. Задержался на самой страшной и самой любимой — той, где огромная черепаха выходит из моря, вынося на спине коня и всадника, а вода кипит и расступается перед ней. Жаль, картинка была зеленой, хотя каждый знает, море — синее или голубое.
Тут он вспомнил, что не выполнил еще одного дела — не пожелал доброго утра дедушке и бабе Тане. Это они рассказывали ему о море и о том, как дедушка, еще когда был молодой, пошел в шторм купаться и чуть не утонул.
Стена возле двери в их комнату выложена белыми прямоугольными плитками, гладкими и блестящими. Внутри, за облицовкой — печка. Ею, правда, давно уже не пользовались и массивную чугунную заслонку не открывали. Антон подозревал почему. Если справедливы слова дедушки о душе в каждом предмете, там живет дух печки. Страшный, злой из-за того, что о нем забыли. Отвори заслонку — дух может оказаться в квартире… Как-то они с папой ее открывали. Перекинули металлическую щеколдочку-засов направо — и… Что там было? Черно, пусто, пахло чуть горьковато. Антон отважился подуть в дыру. Дыхание пропадало безвозвратно, беззвучно. Духа в это время, наверно, дома не оказалось, через трубу на крыше улетел гулять.
Антон и сейчас присел перед заслонкой. Потрогал щеколду. Ощутил тревожное замирание в груди. Что, если дух только этого и ждал? Навалится на дверцу с той стороны, завоет дико — и уж Антону его не удержать…
Тихо, на цыпочках, отошел от заслонки.
Дедушка с бабушкой пили кофе.
— Позавтракай с нами, — предложил дедушка.
— Спасибо. Не хочу.
У них был не репродуктор, а радиоприемник со множеством программ. Гремел марш, а потом начали передавать новости из социалистических стран.
Антон прошелся по комнате, взглянул на барометр за книжным шкафом. Недавно дедушка научил его с помощью этого прибора предсказывать погоду. Тоненькая золотая стрелка колеблется от слова «буря» до «великой суши» — так раньше называли засуху. А между ними: «великий дождь», «дождь», жирно написанное «переменно», затем «ясно» и просто «хорошая погода».
Антон выбегал во двор и предрекал: будет дождь. Все сразу начинали задирать головы, смотреть на небо. А на небе — ни облачка. И как бы над Антоном ни насмехались, он упрямо твердил: «будет». И ночью, действительно, начинался дождь.
Больше других наскакивал Сашка: «Да так каждый может. Будет, — и рано или поздно будет».
«Там машинка, механизм, — горячился Антон. — Это научное предсказание».
Сейчас стрелка замерла па «переменно».
Антон, хотя это и запрещалось, стукнул ногтем в стекло. Стрелка двинулась к «дождю». Эксперимент, увы, говорил в пользу Сашки. Если при помощи щелчка можно менять прогноз — какая же тут наука?
— Ты что там, Антон? — спросила бабушка. По каким-то одним им известным признакам взрослые всегда распознавали, что он напроказничал или собирается это сделать.
— Я погоду смотрел. Папа со мной в зоопарк обещал пойти, — отдергивая руку, схитрил Антон.
Дедушка перестал жевать, поправил очки и узел галстука под салфеткой.
— Ты же знаешь, папа сейчас очень занят, — заговорил он. — Вероятно, сегодня мы пойдем с тобой в исторический музей.
— Как? Папа обещал, — поглядывая на старших, захныкал Антон. — Он что, опять не придет?
— Историю надо знать, — не проявила к нему никакого сочувствия бабушка.
— Не хочу в исторический. С папой хочу!
— Не капризничай, — строго сказала бабушка. — Это очень интересно. Там кольчуги, мечи времен Александра Невского.