Дождь поющего огня (СИ)

Перед самой войной я влюбился в удивительную девушку и собирался жениться. Предательская боязнь того, что меня( не дай бог) любят меньше чем люблю я, заставляла затягивать отношения дальней дистанции. В конце концов мой приятель однажды попросту увёл мою вожделенную мечту из под носа, а я из гордости больше даже не подошёл к этой девушке.

И вот письмо.

Как - то боязно даже и читать. Может потом, или вообще... зачем она...

- Что, Боренька овечья дрожь, как перед первой атакой, - окликнул меня Артемий, чистящий винтовку неподалёку от меня

- Да, что - вроде этого.

- Читай, читай, счастливый человек. - Махнул он рукой в мою сторону.

Я принялся читать.

В общем не чего особенного в письме не было. Расплывчатые фразы, не ясные намёки, но настроение поднялось до высшей отметки.

У меня вновь появилась надежда.

Ну и пусть, что было, то было. Ошибки есть у всех, всё равно я добьюсь своего. Вот отвоюю, приду с орденом... Поведу себя... покруче... Она хорошая... И меня любит...

- По- прежнему обманываешь себя? - Крикнул мне, смеясь Артемий. От его насмешливой наблюдательности не скроешься и под землёй, он читал мысли по выражению лица. Я разозлился. Хотел бы послать его по дальше, но очень уж хотелось поделится надеждой и болью.

- С чего это ты взял, что обманываю? - Как можно спокойнее спросил я.

- Конечно обманываешь и жалеешь себя.

- Ты не когда не любил, вот и весь смех твой. - Я окончательно вышел из себя.

- Не любил? - Артемий поднял бровь. - Если я не распускаю соплей и не причитаю во внутренних монологах, так значит мне и неведомо это светлое чувство?

- Откуда мне знать причитаешь ты или нет...

- Знаешь, прекрасно знаешь, - голос его повышается. - Суслик промокший. Я тебе уже сотни раз говорил о единстве. Ты же, как китайский болванчик, только головой кивать...

Вдруг он замолчал и, почему - то, стал печальным.

- Извини, брат, - тихо проговорил он после небольшой паузы. - Я не хотел тебя обидеть. Чуть было не опустился до оскорблений ради доказательства... Извини, Борис.

Артемий подошёл и похлопал меня по плечу. Я не мог долго сердится.

- Знаешь, - сказал он, усевшись рядышком, - мы часто путаем любовь и тягу к обладанию определённым существом иного пола, и часто страдаем, а ведь первое чувство искренне и божественно, если оно селится в нашем сердце, мы обретаем рай и на земле и на небе. Любовь чиста, созидательна по своей сути, не может она приносить боль, тогда, как страсть обладания эгоистична по природе. Будучи не утолимой, она открывает замки темниц всех пороков. Страсть, которая необходима животным для спарки, ломает людские судьбы по тому, что они возводят в святыню именно эту страсть, забывая об истинной человеческой любви

Как бы ты не жил, где бы не находился, кто бы не жил с тем , кого любишь, ты всегда будешь счастливым, ибо человеческий дух по сути, имеет два полюса - мужчина и женщина. Ты и все остальные одно и то же. Что бы не творилось сегодняшними формами, вы всегда встретитесь и будите счастливы. Что из того, что сегодня вашу форму, различную по сути, разделила судьба.

Не бери, не оскверняй чужую форму, и не предавай своей. И не лги себе, мечтая о будущем. Каждый день судный, каждый час роковой.

А ты распустил нюни от страсти по чужой. Будь искренен, работай над собой и миром, твоё счастье не обойдёт тебя. Только не попадай в плен времени.

- Артем, а ты встречал СВОЮ женщину? - спросил я.

- Встречал, но ушёл от неё по тому, как тогда ещё не дорос до того, чтобы остаться с ней. Моя форма ещё не созрела...

- А теперь?

- А теперь, - глаза Артемия загорелись, - теперь возвращаюсь.

........................................................................................

Если всё время ждать и ждать, то можно так ничего и не дождаться.

..............................................................................................

Словно гигантские черепахи ползли исполненные величественной злобы полки. На пути их встречались реки, и тогда воины рубили деревья, строили мосты и полки двигались дальше.

Пустынные земли, богатые солнцем и бедные влагой, пытались иссушить грозные воинство, но возможно ли иссушить переполненное море гнева.

Случалось и такое, что кто - то падал и, вяло извиваясь скулил о своей слабости, и просил за неё смерти. Тогда множество дружеских рук тянулось к нему, - опираясь на них человек поднимался, растирал стыд по грязи лица и шёл дальше, более не вспоминая о утомлённости своего духа.

Разве может быть обречённым подобное шествие разрушения? Разве не божественен его порядок? Разве не похожи на молитву жизни этих солдат? Разве не святое несут они в сердцах своих?

Когда горы преградили путь отступления вражеских сил, ощетинилось войско подобно загнанному волку и рыкнуло, да так, что окрестности содрогнулись от не скрываемой злобы.

Смертное поле раскинулось между двумя ратями. Болотом обманчивым, топью бездонной. Не успокоится черево его пока не набьётся до верху крепкими молодыми телами. Только тогда счастливейшие пройдут к сладкой победе.