Дождь из высоких облаков

Навстречу, как на пружинках, выкатился развеселый фокстерьер, с разбега запрыгнул на руки и полез «целоваться». Она утихомирила его восторженную страсть и понесла на руках, как ребенка.

Во всех окнах дома горел свет. Надежда вошла во двор, поднялась на крылечко и шагнула в двери.

– Добрый вечер, это мы!

За верстаком в углу просторной и типично дачной комнаты стоял длинноволосый, седой, но еще крепкий и высокий старик с аккуратной белой бородой – отец Надежды, Игорь Александрович. Резинка очков, поднятых на лоб, перехватывала его волосы, отчего он походил на былинного кузнеца, а на верстаке перед ним была закреплена длинная, сучковатая палка с изогнутым концом, которую он любовно обрабатывал широким резцом.

Отец не сразу поднял голову, молча кивнул, не отрываясь от работы. Надежда спустила на пол собаку, сняла кожаный плащ и, умывая руки под деревенским рукомойником, обратила внимание на стол: напротив друг друга два использованных чайных прибора, две тарелки с вилками, хлебница, заварник – в общем, неубранная и немытая посуда.

– Кто в гостях был? – полюбопытствовала Надежда. – Михаил Михайлович?

– Нет, – односложно отозвался отец, хотя глаза его вдруг загорелись. – Ты не знаешь этого человека... Свершилось чудо! Вернулся Харламов.

– Это кто? – между делом спросила она, разбирая возле холодильника сумки с продуктами. – Хоккеист?

– Наш техник-геолог... В общем, из той жизни. Мы считали, они погибли, вместе с Кравченко. С Таней Кравченко... А они оба живы! Я глазам не поверил...

– Здорово, – буднично обронила она, просто чтобы поддержать разговор.

Отец это понял и сразу же потерял интерес.

– Пленки напечатала? – скучно спросил он.

– Ой! – Надежда вынула пакет. – Отдавала своим на студии... Там на всех кадрах только радуга.

– Да...

– Красиво, конечно. – Она перебрала фотографии. – А почему ты снимаешь только радугу?

– Нравится...

Надежда положила пакет на верстак.

– Знаешь, пап, я вспомнила... Когда была совсем маленькая, мы с тобой ходили по полю и искали место, откуда начинается радуга.

Отец оставил молоток и резец, оперся о верстак.

– Неужели помнишь?

– Помню. И один раз нашли. Радуга начиналась возле стога сена.

– Молодец...

– А почему ты мне не разрешил войти в нее?

– Там было сыро. А ты и так промокла.

Дочь собрала посуду в тазик, налила из чайника воды и принялась мыть. И вдруг заметила на краю стола листок бумаги, исчерченный линиями и напоминающий карту.

– А это что? – Она вытерла руку и взяла бумажку.

Отец среагировал почти мгновенно.

– Абрис. – Выхватил у нее листок, сложил его и спрятал в карман. – Тебе не интересно...

И снова взялся за резец.

Надежда настороженно взглянула на его руки и приблизилась к верстаку.

– Ты что это строгаешь, пап?

– Очень крепкое дерево, – с удовольствием произнес Игорь Александрович. – Никогда такого не видел. Чем и обрабатывать, не знаю.

Она потрогала палку.

– Это какое дерево?

– Харламов сказал, медное. И впрямь будто из меди.

– А что это будет?

– Посох.

– Посох? – В глазах дочери мелькнул испуг. – Зачем тебе посох?

– Как зачем? Например, за грибами ходить, очень удобно. Да и по гололеду. Мне давно полагается третья точка опоры.

Чуть-чуть успокоил, но тревога осталась. Надежда вернулась к столу и опять занялась посудой.

– Ты есть-то хочешь? – спохватился отец. – Овощное рагу приготовил...

– Не хочу. Я со дня рождения еду. Артемке сегодня шесть исполнилось.

Игорь Александрович тяжело сел у верстака и положил резец. Уловив его настроение, она предвосхитила вопрос:

– Пап, не приставай!

– Держишь ты меня, – медленно проговорил он. – По рукам и ногам вяжешь.

Надежда взяла полотенце и присела рядом, положила голову на плечо.

– Я стараюсь, пап. Изо всех сил...

– Тьфу, – обреченно сказал отец. – До чего же вы бестолковые...

Она обняла отца, приласкалась, проговорила капризно:

– Ты что, папочка, избавиться от меня хочешь?

– Мне вон уже медное дерево на посох вырубили, – серьезно продолжил он. – А был бы внук...

– Молчи, папа!

Отец посмотрел долгим взглядом и опустил голову. Она услышала его обиду, погладила по волосам.

– Ну, прости... Не сердись. Мне самой тошно.

Он оставался неподвижным.

Надежда коснулась суковатой палки – наколола руку, резко отдернула ее.

– И правда, будто металл... – Потом поинтересовалась, стремясь помириться: – А где растут такие деревья?

Отец взглянул на нее, как на малое дитя, невесело усмехнулся:

– Не знаешь? В Тридевятом царстве растут...

Нелегальные бои без правил устраивали в заброшенной промзоне, видимо, бывшем заводе железобетонных изделий: кругом валялись бракованные плиты, блоки, заржавевшая арматура – и все это заглушал буйный, вымахавший под два метра чертополох. И тут же вкривь и вкось, как попало, приткнулись дорогие автомобили, в некоторых скучали водители. Картина причудливая и дикая одновременно.