— О, так ты хочешь, чтобы я убил себя, вот что ты хочешь сказать, — говорю я, только наполовину шутя.
Она поджимает губы. — Ну, нет. Но это был бы отличный поворот сюжета, не так ли?
Я хватаю пустую бутылку из-под воды, лежащую у меня на коленях, и бросаю в нее. Она издает тихий смешок, защищаясь от нее.
— Все, что я хочу сказать, это то, что ты сейчас находишься на той стадии, когда с ней либо все, либо ничего. Ты должен либо рассказать все Кэму, либо оставить ее в покое и дать ей возможность забыть тебя. Но ты больше не можешь делать это наполовину.
Когда у нее звонит телефон, и она отвечает на звонок, встает и идет в свою комнату, я понимаю, что она права. Но дело в том, что я даже не думаю, что это вариант. У нее была возможность разоблачить нас, когда я позвонил ей той ночью, но она предпочла этого не делать.
— Эй, Дев? — Она останавливается прямо перед коридором и говорит своей подруге повисеть на линии, глядя на меня. — Что, если это не то, чего она хочет? Что, если она действительно покончила со мной?
Я смотрю, как моя сестра грустно улыбается и пожимает плечами. — Такова жизнь, брат. Но это не значит, что для нее это легко. Вам обоим потребуется время, чтобы исцелиться.
Когда она возвращается к своему звонку, я остаюсь один, чтобы подумать. Я смотрю на свой телефон и любуюсь тем, как она улыбается. Вы практически чувствуете ее счастье. Это заразительно. Даже сейчас, скучая по ней, я не могу не чувствовать ее тепла.
Она заслуживает счастья. Она заслуживает того, чтобы быть такой же девочкой, ярко улыбаться и смеяться, как будто весь мир — это бабочки и радуга. И как бы это ни убивало меня, Девин права.
Оставаться в стороне — это самое трудное. Я не знаю, было ли лучше, когда она сама избегала меня, но когда у тебя нет самоконтроля, все сводится к тому, чтобы буквально жить одним днем за раз. Это все, что я могу сделать.
И целую неделю мне удается это делать. Я сразу иду в раздевалку, когда прихожу на каток, и общаюсь с Кэмом в других местах, кроме его дома. Я делаю все возможное, чтобы держать дистанцию, пока у меня не остается выбора, кроме как снова увидеть ее.
Перед игрой на прошлой неделе меня удалили за пропуск тренировки. Обычно это означает, что я должен был смотреть игру, но не играть. Но мне удалось убедить тренера, что меня лучше использовать в его кабинете, придумывая новые пьесы, которые используют сильные стороны каждого игрока в наших интересах.
Это позволило мне спрятаться в раздевалке, где мне не приходилось видеть никого, кроме ребят. И я ждал, пока Лейкин уйдет, чтобы выйти на улицу. Я не мог рисковать, увидеть ее. Мне бы захотелось поговорить с ней. А если бы она сама подошла поговорить со мной, я бы начал все сначала.
Но, сидя у шкафчика и зашнуровывая коньки, я понимаю, что ничего не могу поделать. Сегодня я должен играть в игре, а игра означает, что я должен увидеть ее.
— Ты в порядке, чувак? — спрашивает меня Кэм.
Я подтягиваю шнурки к себе, затягивая их потуже. — Да. А ты?
Он кивает. — Готов надрать кое-кому задницу.
— Да, черт возьми! — соглашается Эйден. — Они собираются съесть мой снег.
Все замолкают, пока не подходит Оуэн и не похлопывает его по плечу. — Это было круто, когда нам было лет по пятнадцать, чувак.
— Мысленно ему все еще пятнадцать, — добавляет Айзек.
Каждый раз, когда этот парень говорит, мне хочется выбить ему зубы. Может, Оуэн и считает его крутым, но я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как он говорит гадости об Эйдене.
Я заканчиваю шнуровать коньки и встаю, кивая Айзеку. — И все же, его средний показатель все еще лучше твоего.
Остальные парни смеются, пока его лицо становится красным, как свекла, но я не могу найти в себе сил для беспокойства. Он не должен говорить гадости о своем собственном товарище по команде. Эйден, возможно, не наш лучший игрок, но я бы выбрал его в свою команду вместо Айзека в любой день недели.
Я выхожу из раздевалки и подхожу к катку, ступая на лед. Всю неделю я дополнительно практиковался, чтобы сбросить немного энергии. Это помогло мне отвлечься и, что более важно, помогло мне спокойно спать по ночам. Не совсем хорошо, но, по крайней мере, лучше, чем раньше.
Единственное, что мне нужно сделать, это пройти эту игру, не позволяя себе зацикливаться на всем, что касается Лейкин. Но когда я приближаюсь к цели и, наконец, поднимаю голову, я понимаю, что это будет намного сложнее, чем я изначально думал.
Потому что вот она, сидит на трибунах рядом с Мали, и на ней моя джерси.
Глаза на шайбе. Клюшка на льду. Все остальное не имеет значения, кроме этого. Прямо здесь. Прямо сейчас. Эта игра. Таймер приближается к концу третьего периода, и мне, по Божьей милости, удается держать себя в руках. Но счет по-прежнему 2:2.
Если мы не забьем в течение следующих двух минут, нас переведут в овертайм.