Довмонтов меч

Но теперь дошла до Довмонта весть, что и Войшелг уже не великий князь. Выполнив свой обет отомстить за гибель отца, он снова сбросил с себя доспехи и снова ушёл в обитель, отдав литовский стол Шварну Даниловичу, своему зятю. Шварн Данилович, пятый сын галицкого князя Даниила Романовича, Войшелгу поначалу очень помог своею дружиною. Без него да без князя Василька Романовича Волынского Шварн, возможно, Литвою бы и не овладел. Это потом, почувствовав за ним силу, к нему потянулись литовские княжества. Теперь Войшелг усыновил взрослого мужа своей сестры и, отказавшись от престола, опять решил отмаливать свои грехи. Только непонятно, старые или новые?

Но одновременно с той пришла ещё одна весть. У Шварна был старший брат, Лев Данилович. Он ожидал, что Войшелг передаст ему литовское княжество, не получив же, задумал коварную месть. Лев уговорил Войшелга встретиться в городе неподалёку от монастыря святого Михаила. В том городе знатный вельможа немец Маркольт устроил для князей обед. Князья много выпили, дружески распростились, и Войшелг отправился ночевать в монастырь. Однако скоро туда же приехал и Лев со своими боярами.

— Открой мне, Войшелг, друг мой, повеселимся ещё! — воскликнул коварный Лев.

Войшелг открыл, и Лев, обнажив меч, пьяным, но грозным голосом перечислил все обиды, которые Войшелг когда-то нанёс Руси и Православной церкви. А потом отрубил ему голову.

Скоро умер и бездетный Шварн. Теперь же Литву разрывали на части в междоусобных спорах князья так же, как и на Руси.

Можно ли доверять народной любви? Только что новгородцы умоляли великого князя не покидать город, но едва уверились, что страхи пусты, что рыцари не собираются больше идти войной, как тут же сбежались на вече.

Но пока одни бежали на вече, другие спешили во дворы любимцев великого князя. Тысяцкий его, Ратибор, чудом спасся от несправедливой расправы, спрятавшись на митрополичьем дворе.

— Для чего, — спрашивали всё те же бояре с Прусской улицы, Мишиничи да Якуновичи, — для чего выводишь из города иноземцев, мирно живущих с нами? Для чего твои люди отнимают у нас реку Волхов, а звероловы — поля? Для чего взял ты серебро с бояр Никифора, Романа и Варфоломея?

Трудно перекричать вече. Был на такое способен один брат, Александр Ярославич Невский. Своим голосом, точно трубой, перекрывал он множество крикунов, но и то не раз покидал город с обидой.

Однако великий князь пытался объяснить. Эти его объяснения только разожгли злобу.

— Не хотим мы тебя! — кричали с разных сторон толпы. — Удались лучше сам, не то будешь сегодня изгнан.

Так с позором великий князь первый раз покинул город. Новгородцы отправили послов в Переяславль к Димитрию Александровичу.

— Уж этот согласится, он давно мечтает вернуться в Новгород.

Князь Димитрий Александрович Переяславский принял послов сурово. Не он ли с детских лет, пока был жив отец, не задумываясь считал, что Новгород — это его, то, что никто не отнимет. Не он ли с того дня, как после кончины отца новгородцы заявили ему, что должен по малолетству уступить место дяде, мечтал вернуться в этот город с почётом? Но только законным путём, а не воровским, как произошло бы сейчас, прими он приглашение послов. Без лествичного права, созданного дедами, жизнь князей на Руси давно превратилась бы в хаос.

И хотя послами были братья да родственники его же бояр — все с Прусской улицы, верно служившие при его отце, он ответил им с укоризной:

— Сами подумайте, могу ли я взять престол при живом-то дяде?

Особенно ему важно было, что говорил он это в присутствии младшего брата Андрея, сидевшего в Городце. Брат заехал погостить, а тут и послы.

— Прими! — уговаривал младший брат. — Догони бояр, скажи, что передумал, что согласен!

— Андрюша, но так — не по Правде!

— Какая Правда? Какое лествичное право? Всё это выдумали для слабых. А сильный приходит и берёт. Или не так?

— Такого не было, Андрей. А если и было, так всякий их и презирал.

— Это кого же? Великого князя Владимира — равноапостольного святого, который убил старших братьев, чтоб завладеть Киевом? Или вещего Олега, заманившего Аскольда и Дира? Или Ярослава, которого мы зовём Мудрым и который дал Правду? Хватит перечня? Или я не прав?

— Прав, но умом, а не душой.

И, как бы подтверждая правоту Андрея, а вовсе не князя Димитрия, стал действовать другой дядя, самый младший, князь Василий Ярославич: «Будьте спокойны, уж я-то знаю, где моя отчизна. И я жизнь положу, чтобы услужить святой Софии и вам».

Такие письма отправил он в Новгород. Только в Новгороде ничего не утаишь. Там все бояре — родственники и кумовья.

Узнав, что великий князь направил в Орду изгнанного вече тысяцкого своего Ратибора, князь Василий кинулся за ним вдогон.

Уже татарские полки были готовы идти на Новгород, чтобы управиться с непокорными жителями.

— Новгородцы изгнали нас только за то, что мы стали требовать с них для тебя дань! — уверял тысяцкий. — Они объявили себя твоими врагами, а когда я взялся убеждать их, едва не убили, разграбив моё имущество.