Довмонтов меч

Вместе им удалось довольно далеко уйти от ворот. Все они прорывались на выручку князю. И когда Довмонт увидел рядом с собою своего же дружинника — верхом, с коротким факелом в руке, — который замахнулся на него мечом, примериваясь, как бы ловчее срубить ему, своему князю, голову, он, разъярившись, крикнул:

— Назад! Кто повелел отходить от ворот!

Дружинник в последнее мгновение остановил удар.

— Княже! — растерянно улыбаясь, проговорил он.

— Смотреть надо, пень осиновый! Чуть князя не задел! — ругнулся кто-то из пеших.

— К воротам! — скомандовал князь.

Он ссадил с коня неудачливого рубаку, сам легко вскочил на его лошадь и снова прокричал, поднимая меч кверху:

— К воротам!

А так хотелось навалиться всем вместе и гнать растерявшихся рыцарей к шатру магистра, потом дальше. Но он-то понимал, с каким трудом воевода отбивает натиск тех, кто прёт на открытые ворота, и спешил теперь воеводе на помощь.

Пешие, конные, они прорубились назад. Кому-то из пеших, кто был без факела, досталось-таки от своих же. На них наседали рыцари, и, пятясь, дружинники вошли в узкий коридор. Ворота не захлопнулись, решётка не упала, рыцари продолжали продвигаться вперёд.

Зигфрид фон Роденштейн, племянник магистра, перенеся многие муки и унижения, добрался-таки до Риги живым и здоровым. Единственный племянник, он был встречен дядей с прежней любовью. Когда же дядя услышал печальную повесть, несколько приукрашенную, о похождениях Зигфрида в Псковской земле, он успокоил племянника:

— Всё преходяще, мой Зигфрид: вчера тебя брали в плен, завтра берёшь ты. И это завтра скоро наступит, мой мальчик. Я стоял перед выбором — кого проучить летом: Новгород или Псков. После твоего рассказа решение будет одно — мы идём на Псков. Силы наши будут столь значительны, что против них не устояло бы ни одно государство. Мы собираем в единый кулак всё рыцарство. С Довмонтом и его городом надо покончить. Один раз и навсегда. Считай, что ты уже вернул себе свой «Бальмунг».

Дядя дал ему важное поручение — провести по рекам штурмовые орудия. И он с честью исполнил: охрана, состоящая из отличных пловцов, его выдумка. Кто виноват, что потом те же орудия так бездарно сторожили на суше.

Зигфрид и в схватках несколько раз успел отличиться — зарубил уже двух псковских ратников.

— Если каждый наш воин убьёт хотя бы одного псковитянина, — рассуждал дядя, когда они оставались вдвоём, — города больше не будет. А мы покроем себя неувядаемой славой.

Однако город продолжал держаться, и некоторым из знатных рыцарей возня с его стенами уже наскучила. Тем более что полу варварский князь сумел изрубить несколько знаменитых воинов.

О коварстве и злобе кровожадного князя рассказывали легенды. Говорили, что он питается мясом христианских младенцев и юных дам, что меч ему заколдовал знаменитый волшебник.

Зигфрид слушал эти россказни с мрачной улыбкой. Уж он-то, дважды столкнувшийся с князем, знал его лучше многих.

В эту страшную ночь последнего штурма он заступил свою смену, чтобы охранять шатёр своего дяди. Ничто не предвещало никаких неожиданностей. Озарённые лишь светом костров, рыцари привычно гнали воинов из эстов, латов и прочих на штурм крепостной стены, сами лезли по лестницам. Это стало столь привычным, что казалось, только так и должна проходить жизнь.

Дядя уверял, что ещё день-два и город падёт, что силы защитников-варваров слабеют, все они уже изранены, плохо спят.

— Немного терпения, и князь сам, с низким поклоном, откроет перед нами городские ворота.

Зигфрид даже задремал слегка, и когда внезапно, словно из-под земли, перед ним появился князь, он с улыбкой подумал о странностях человеческих сновидений.

Однако сновидение было вооружено и нанесло ему несколько настоящих ударов. А потом он снова подвергся унижению со стороны князя: его новый меч был выбит из рук, сам он связан, в рот же ему запихнули кусок отвратительно грязной ткани.

Вся жуткая сцена убийства любимого дяди прошла у него на глазах. Но что он мог сделать — только крутить головой и, задыхаясь, таращить глаза. Потом же, когда разрезали его путы, он схватил чей-то меч и бросился в гущу сражения, ибо осаждённые распахнули ворота и бросились всей гурьбой на выручку своего варвара князя.

По-видимому, у них заело механизм, запирающий крепость. И когда они, сжатые со всех сторон отважными рыцарями, отступили назад, ворота так и не запахнулись. Счастливый Зигфрид в первых рядах штурмующих прорвался в крепость.

Бедный дядя! Неужели Бог рассудил ему погибнуть всего лишь за несколько мгновений до падения крепости?!

Нужны ли были все эти дни и ночи бесконечного штурма, когда вот же — провидение само сделало им подарок: доступ в крепость открыт и сотни рыцарей свободно могут войти в неё для того, чтобы навсегда уничтожить и саму память о крепости, и её так трудно произносимое славянское название.

Чувство уверенности в победе переполняло душу Зигфрида. Но в этот момент ворота захлопнулись, и небольшая горстка рыцарей из нападавших сразу превратилась в обороняющихся. Теперь только безумец или самоубийца стал бы продолжать схватку.