Милая Люда!
Письмо получил. От него зловеще повеяло холодом и душевным покоем. Придется разочаровать тебя: первые три дня следующей недели я проведу в городе. Так что твои надежды, что я исчезну с лица земли, не обоснованы. Андрей [Арьев — ] уезжает 5 июня. Я читал несколько Фединых писем [Федор Чирсков — ]. Он в них обычно притворяется флегматичным русским мелкопоместным барином, который в полдень, распахнув окно, глядит на пробегающую мимо дворню и слушает гудение пчелы. «А сны мне все больше снятся хорошие, море да горы».
Я его не люблю, наверно просто за то, что мы не похожи.
Что касается автодеклараций по поводу моих рассказов, то запомни раз и навсегда: Вернее, к ней применима любая цель, укладывающаяся в рамки человеческих надобностей (врач, учитель, конферансье и т. д.). Для меня литература — выражение порядочности, совести, свободы и душевной боли. Я не знаю, зачем я пишу. Уж если так стоит вопрос, то ради денег. И я не уверен, что мои рассказы зарождаются именно во мне. Я их не создавал, я только записывал, мучительно подбирая слова, которые бы кое-как отвечали тому, что я слышу как голос извне. Ты знаешь, что я не отличаюсь большим самомнением. А сейчас пишу тебе совершенно искренне: все, что говорят о моих рассказах, как бы они ни были несовершенны, для меня откровение. И я не уверен, что над ними довлеет моя личная воля, то есть у меня нет и никогда не было такого ощущения. Разница же, соотношение между ценностью и истиной такое же, как между несдерживаемыми воплями на ложе любви и первым криком ребенка…
Слово «эссе» пишется двояко (оба варианта равноценны). Мне нравится «эссей» — так определенней. В русском языке есть прецеденты такого рода. Например: Корнейчук и Корней Чуковский (ха-ха-ха!).
Слово «экскременты» или, как ты пишешь, «экскрименты» вызывает у меня такие же сомнения, как и у тебя. По-моему, не так уж плохо, что мы с тобой оба не являемся эрудитами в этой смрадной области…
Я никогда не принимала дурные отзывы Довлатова о людях (в данном случае, о Феде Чирскове, но мы знаем куда больше примеров) всерьез. Они не столько выражали его мнение, сколько являлись проявлением его внутренней необходимости играть словами в любой ситуации — сочиняя прозу, обсуждая смысл жизни или злословя о друзьях. Так и здесь: он выговаривает мне за мою критику, но не может удержаться и от «пинка» Феде: «Не люблю, наверное, просто за то, что мы не похожи». Или «…соотношение между ценностью и истиной такое же, как между несдерживаемыми воплями на ложе любви и первым криком ребенка». Понятно, что за второй фразой ничего не стоит, но звучит замечательно. Или, например: «Я не знаю, зачем я пишу. Уж если так стоит вопрос, то ради денег». Да не ради денег он так «мучительно подбирал слова». Деньги можно было заработать более легким трудом.