Ноги миссис Дойл сильно меня задерживают. Ее направили ко мне из скорой без диагноза. В карте просто сказано: «боль в ногах и высыпания». К сожалению, ноги мы проходили за две недели до Рождества, и я был куда больше озабочен покупкой подарков и вечеринками, а также планами на следующий год. Пару лет спустя дерматологию постигла та же участь, поэтому участок моего мозга, который должен бы отвечать за ноги и сыпь, вместо этого хранит смутные воспоминания об университетских рождественских балах.
– Должна вам сообщить, – говорит она, снова уставившись в пространство, – что очень скоро ваша жизнь изменится.
– Это как-нибудь связано со сном? – интересуюсь я.
Она смотрит на меня невидящим взглядом. Уж не знаю, что там у нее с ногами, но все диагнозы, угрожающие жизни, я исключил, и эта чепуха с предсказаниями начинает меня раздражать.
Наступает утро, а вместе с ним безрадостная церемония обхода отделения с консультантом.
– О, классический случай, – бормочет он, бросив взгляд на ноги миссис Дойл.
Я таращусь на него.
– А, да. Правда? – замечаю в ответ.
Вот-вот меня разоблачат как полного невежду, но неожиданно миссис Дойл приходит мне на помощь.
– Флебит, – кивает она.
– Прощу прощения? – переспрашиваю я.
– Ну, вы же так сказали ночью, разве нет? – продолжает она, подмигивая мне. Я ничего такого не говорил, поэтому сильно удивлен.
– Да-да, совершенно верно, это я и имел в виду, – говорит консультант. Эта женщина и правда медиум: она прочитала его мысли. У меня по спине пробегает холодок.
Но тут миссис Дойл шепчет мне на ухо: «Моя сестра – врач. Я позвонила ей с утра, она и сказала про флебит. Но это наш с вами маленький секрет, правда?»
После обхода я возвращаюсь к миссис Дойл, чтобы поблагодарить ее за помощь, но она уже выписалась. Впрочем, раз она медиум, ей и так все известно.
– Ты очень ей понравился, – говорит Мэри 3.
– О да, она со вчерашнего дня только о тебе и говорит, – перебивает ее Мэри 1.
Мэри 2 кивает, поедая крекеры из пакета.
– Даже не знаю, как тебя благодарить, – говорит Мэри 1. – Я всегда говорила, что ты – мой любимый доктор.
– Ничего подобного, – заявляет со смехом Мэри 3, высыпая в рот оставшиеся крошки.
Постепенно из их привычной перепалки я начинаю понимать, что в понедельник в отделении скорой помощи осматривал мать Мэри 1.
– Помнишь, что ты ей сказал: что не надо волноваться. И еще очень понятно объяснил, почему у нее сердце не работает, как надо, – говорит Мэри 1.
Я медленно киваю и благосклонно улыбаюсь. Они решили, будто я знал, что передо мной мать Мэри 1, и отнесся к ней с особым вниманием. Я же, должен признаться, ничего подобного не делал.
– И сестры тоже знали, я уверена, потому что одна из них принесла ей чаю. Все были с ней очень добры.
Я не собираюсь лишать их последних иллюзий насчет кумовства в здравоохранении; правда, однако, заключается в том, что я даже не помню ту женщину, не говоря уже о нашем с ней разговоре.
В любом случае, все Мэри меня активно хвалят. Они убеждены, что я отлично полечил мать Мэри 1, и им это очень приятно. Они не жалуются, даже когда я передаю им кучу диктовки, которой хватило бы на месяц. Но когда я выхожу из кабинета, то вдруг осознаю: мы с сестрами обращались с ней, как с любым другим пациентом. На мгновение меня охватывает гордость за самого себя: кто-то порадовался, что именно я – его доктор. Да, я по-прежнему пугаюсь, по-прежнему порой не знаю, что делать, и не в любой ситуации могу найти выход. Но три Мэри, пусть ненамеренно, придали мне уверенности. Улыбаюсь сам себе. Тут срабатывает пейджер, и сестра начинает отчитывать меня за то, что я вовремя не подписал лист назначений.
Снова скандал в буфете, и на этот раз я уже очевидец. Сначала никто не обратил внимания на то, как Любимчик подлетел к Руби и попытался выволочь ее в коридор. Она начала сопротивляться. Он продолжал тащить. Какой-то пациент вмешался, спросив, все ли с Руби в порядке и не надо ли вызвать охрану. В этот момент, поняв, что силой затащить Руби в уединенное место, где на них не будет пялиться половина больницы, ему не удастся, Любимчик плюнул на осторожность и начал злобно шептать ей что-то у всех на глазах. Руби никак не реагировала, разве что легкая улыбка пробежала по ее лицу, когда он, забывшись, заговорил практически в полный голос.
– Ты рассказала моей жене, маленькая сучка, – прошипел он.
– Она и так знала, просто не представляла масштабов, – негромко ответила Руби, наслаждаясь своим торжеством.
Любимчик явно был вне себя от гнева и сдержался лишь потому, что, обернувшись, увидел полный буфет людей, которые молча таращились на него, застыв с поднесенными ко рту вилками и ловя каждое слово. Он ничего не мог сделать, поэтому, развернувшись кругом, бросился прочь из буфета, едва не сбив с ног пожилую даму с подносом. Руби кокетливо улыбнулась, заплатила за свой сэндвич и вышла. На этот раз баклажанное рагу по воздуху не летало – ни намеренно, ни случайно. Вина за скандал полностью и целиком лежала на Любимчике.