Доверься мне

— Но ты это делаешь, постоянно. Ты мне всю жизнь испортила, то нельзя, это не бери! Так тебя и ослушаться невозможно, всё время мне приказывала, надоело! Так ты и Альфу себе забрала, а он МОЙ! Знаешь, а я ведь давно стала замечать, что ту кого он прячет это ты, — самодовольно заявила она. — Я видела, когда вы уезжали в Милан без меня. Тебя я конечно не сразу узнала, то твоё дешёвое платье не с чем не спутать. А вечером, ты пошла с ним на закрытый ужин, оставила меня как оборванку, за дверью.

— Но тебя не приглашали, и как я могла тебя оставить? — возмутилась я.

— Это я должна была быть рядом с ним, а моё место заняла ты! Дрянь неблагодарная. Я просила передать ему письмо на обед, а ты что ему наговорила, что он сбежал от меня, так ещё и весь вечер трахал тебя, как кролик, что все слышали. Как ты посмела сорвать нам ужин, он ведь меня пригласил, но ты раньше его в кровать уложила. Жаль, что я по голосу сразу не догадалась, что это ты, — возмущалась волчица, махая руками.

— А вот тут я не виновата, он сам меня в постель уложил. Ужин я вам не срывала, да он вообще не планировался как таковой, — сказала я, вот только зря, Лариса стала смотреть бешеными глазами, всё лицо стало страшным.

— Да как ты смеешь тварь! Он не мог меня променять на тебя. А знаешь, что тебя выдало окончательно, — выплевывая слова, говорила она, только с каким то бешеным взглядом.

— Я и так не скрывалась, — тихо сказала, смотря с опаской.

— Да никто и не знал, как ты выглядишь до вчерашнего дня. Как не скрывалась! Но я умная, я всё поняла, но меня заперли в комнате и не выпускали, опять же ты так сказала! — закричала она.

— Ладно, хорошо, может меня и прятали, а ты умница догадалась, — как можно спокойнее стала говорить, а сама отступаю к двери. Пора валить отсюда, она ведь действительно не дружит с головой.

— Чашки, это чёртовы чашки, выдали тебя! Я видела их, когда прислуга распаковывала после вашего приезда, хотела попить чай, но мне не дали, сказали они только для хозяйки. Для тебя тварь! А потом смотрю, ты пьёшь из нее чай! И всё сложилось. Так перед праздником, ты неожиданно из мыши стала лебедем, как бы не так, дрянью и прислугой была, ей и подохнешь! Не платье не украшения не спасут тебя! — стала смеяться она, с диким взглядом смотря на меня.

— Габриэль, — закричала я, кидаясь к двери, а эта больная за мной. Успела забежать в нашу спальню и добежать до другой двери, но волчица оттолкнула меня.

— Нет его, папаша вызвал. Будет просить, что бы это Руслан не забирал меня. Но у меня другой план. — Радостно сообщила она. — Грохну тебя, и альфа будет моим!

— Ты больна! Тебе лечиться надо! — закричала я. — Николос! — её громче.

— А это кто? Еще один твой хахаль? Ну ты и жадная! Альфа знает, что ты шлюха, или они тебя делят? — язвила она, медленно подходя ко мне.

— Я истинная для Габриэля! Тебе этого не простят, — попыталась отвлечь её, вот только с больными говорить бесполезно.

— Бред, истинных нет. И Руслан не истинный, это ты ведьма, полу выродок, что-то с ними сделала. Я окажу им услугу, — спокойно сказала она, пожав плечами, словно это какая-то маленькая глупость, которую никто и не заметит.

— Ты бредишь! Лариса очнись, ты себя слышишь? — попробовала достучаться до нее, и улизнуть в гостиную, надеюсь, от туда меня охрана услышит, тут то звукоизоляция чёртова.

— Тебя никто и не вспомнит. Зачем им ты, когда есть я! — пока она говорила, медленными шагами удалось выйти в другую комнату.

— Тебе лечиться надо. Николос! — снова закричала я. Если Габриэль не тут, то надо звать его, так он вчера сказал.

— Да кого ты зовешь, стерва! Или это последние слова перед смертью? Да я тебя на кусочки порву! — возмущенно сказала она, надвигаясь на меня.

— Зачем тебе Габриэль, ты его не любишь!

— Да причем тут любовь. Это я должна быть луной! Я должна иметь всё то, что есть у тебя, это меня должны одевать как королеву и охранять как самую большую ценность, а не тебя! Все украшения в которых ты ходила будут мои! И эта чашка тоже! — сказала она, показывая на предмет в руке, который так и несла из комнаты, — вот только её слова не пугали меня, а начали злить. Как она смеет забирать то, что принадлежит мне. Габриэль мой!

— Да как ты смеешь, дрянь! — закричала на нее, та аж, испуганно посмотрела не меня. — Ты всё имеешь, но не ценишь. Для тебя, что вещь, что прислуга всё одно — мусор. Ты не ценишь других и слушаешь только себя. Испорченная папенькина дочка, а теперь ещё и больная истеричка! — во мне клокотал гнев. — Ты ничего не ценишь и ничего не хочешь, да ты и мечтать кроме как о новой коллекции туфель не умеешь. Ты хоть знаешь что такое работа и упорный труд, ты падала от усталости? Знаешь, что такое мозоли на руках и боли в теле от тяжелой работы? Это ты у нас принцесса на горошине с самого детства, а теперь опять что-то захотела и не получила, вот и бьешься в истерике. Уймись, заткнись, сядь и подумай! — кричала на нее. Она стала по немногу оседать, но со злостью и гневом смотрит на меня.