Доверься

Я вежливо улыбаюсь, присаживаясь за стол. В квартире и правда неплохо: свежий современный ремонт, серые приглушенные тона. Немного холодные и безликие. Эдакая холостяцкая берлога с небольшим слоем пыли кое-где, свидетельствующей о том, что единственный жилец много работает. А подростку плевать.

В ванной, пока мыла руки, заприметила розовую зубную щетку, пару шампуней для блондинок. Какие-то лосьоны для тела. Все стало понятно. И на кухню я зашла подготовленной.

Паша суетится, ставит на стол печенье, конфеты. Чайник щелкает.

– Богдана он не сдал, хотя именно тот был за рулем, – говорю я. – Смело.

Паша кивает, присаживаясь напротив. Чай в чашках приятно пахнет. Ромашкой или чем-то таким. Паша смотрит на меня внимательно. Он именно сейчас жжется. Вкусными губами, запахом, темными глазами. Жжется сексуальной энергетикой, и я, бесспорно, его хочу очень сильно.

Вот такого мрачного, злого, но при этом прислушивающегося ко мне. Словно имеющего крохотную слабость.

Но нет.

Потому что пазл окончательно сложился. И от этого горько.

– Хороший у тебя брат. Не подлый. Искренний. Пару лет потерпеть осталось, поумнеет.

Паша хмыкает. Я продолжаю:

– Со мной у отца было много проблем. Очень много. Ты даже не представляешь!

– Да ладно. Расскажи.

Ты просрал возможность послушать.

– Как-нибудь, если выпью достаточно, – смеюсь почти беспечно. Почти получается. – Паш, ты еще будешь гордиться Матвеем. А все, что он творит сейчас, – так это от одиночества.

– Родителей я ему воскресить не могу при всем своем безграничном желании. Спасибо за поддержку, Диана. Очень неожиданно, оттого и особенно приятно. Я это ценю.

– Ты думаешь, я за всеми вот так таскаюсь ночами? Отнюдь. На той неделе троим отказала в обучении. Паш, послушай. По тому, как Матвей схватывает, как соображает – он один из лучших моих учеников. Если не лучший. Но, блин, если бы ты только знал, сколько времени уходит на мотивацию!

Паша улыбается. А потом меняет тему и произносит совсем другим голосом. Вкрадчивым, низким:

– Расскажи, как у тебя дела? Как поживаешь?

Чай стынет перед нами. Я смотрю на жалюзи на окне, на холодильник без единого магнита. На кухонный гарнитур.

– Дальше ты скажешь, что скучал? – усмехаюсь и беру овсяное печенье.

– Скажу. Удивлена?

– Лида, значит, не живет здесь с декабря. Это правда или Матвей пытается тебя прикрыть? – уточняю, приподнимая брови. – Да ладно, я не обидчивая. Просто интересно.

– Ты думаешь, я ездил к тебе, пока меня тут невеста ждала?

– Четыре утра, Паша. Полночи я проторчала в ментовке. Ты считаешь, со мной вопросом на вопрос нужно?

Он откидывается на спинку стула. Смотрит спокойно. Не знаю, в чем дело: в многолетней практике, привычке или адреналине. Но сна у Адомайтиса ни в одном глазу. Меня же от напряга потряхивает. Самую малость. Надеюсь, незаметно.

– Четвертого марта у меня свадьба должна была быть. Ресторан забронирован, куча всего закуплено. В декабре мы поругались, и Лида съехала. В январе мне херово было, в феврале мы с тобой познакомились.

Она вещи не забрала, а он ее зубную щетку не выбросил. Я все понимаю. Вопросы глупыми бы показались.

– Долго были вместе? – говорю мягко.

Его мой участливый тон словно против шерсти гладит. Адомайтис неприятно передергивает плечами. Если бы я психанула и швырнула в него тарелку, было бы легче. Было бы понятнее.

Но нет. Не имею права. Он не заслужил.

– Восемь лет, – отвечает. – Минус пара лет, когда расходились-сходились.

Я быстро опускаю глаза и округляю их. Это больше, чем я думала. Намного больше. Восемь лет против недели. Боже.

– Передружили, наверное.

Он молчит.

– Четвертое марта через неделю. Ты ее любишь?

– Все сложно, – произносит Паша нехотя.

Я киваю и смотрю в окошко. В ночь. Он продолжает:

– Мириться мы не будем. Слишком много нервов вытрепано. И сказано того, что забыть не получится. Я бы хотел с тобой быть. Не солгал тогда по телефону.

– Паша, я не собираюсь тебя спасать. Это твоя жизнь, твои отношения, точку тоже ставить тебе. Меня для этого использовать не нужно. Я живой человек, а не лекарство.

Он смотрит на меня не отрываясь. Некомфортно от этого.

– Я по тебе скучаю, Диана.

Будто издевается!

– Я не лекарство, – повторяю. – Ты о ней думаешь еще?

– Когда рядом с тобой – нет.

– Мне этого недостаточно.

Потому что я хочу тебя всего! Чтобы до смерти в меня влюбленным был. Слюни по мне пускал. Как ты понять не можешь, что я не могу с тобой просто трахаться! О чувствах не заботясь! О будущем не мечтая и ничего не планируя! Допуская, что ты по другой тоскуешь, что ее из сердца, меня любя, вытравливаешь. Забываешься лишь ненадолго в объятиях. Отвыкаешь. А если не получится забыть ее? Я какую роль в твоей жизни сыграю?

Я тебе свободной досталась, цельной, открытой полностью. И того же взамен требую.

– Я уезжаю в субботу на учебу. Можно буду звонить? – спрашивает Паша.

– По поводу Матвея?

Он молчит недолго. Потом проговаривает медленно, впервые прохладно: