Доверенное лицо

Он осмотрел полутемную комнату. Шторы были опущены, словно в комнате лежал покойник. Он обернулся к кровати и с ужасом понял, что она здесь, прибранная для похорон. Велено ждать следователей? По-видимому, это единственный свободный номер. Ее комната уже наверняка занята — жизнь идет своим чередом… Она лежала одеревеневшая, чистая, неестественная — кто придумал, что смерть похожа на сон? Смерть похожа только сама на себя. Птенец со скрюченными лапками, лежащий вверх клювом на дне клетки — вот самый точный символ смерти. Он не раз видел мертвецов на улице после воздушных налетов. Но они лежали согнувшись и сжавшись, как зародыши во чреве. Здесь другое дело — особая поза, особый случай. Никто никогда не лежит так ни во сне, ни в муках боли.

Некоторые молятся при виде покойника. Это пассивное выражение скорби — он же рвался действовать. Лежавшее перед ним тело, казалось, освободило его от страха перед болью — теперь он готов встретиться с тем шофером на любой пустынной дороге. Страх стал для него пустым понятием. Он ничего не сказал мертвой девочке — все равно не услышит, это уже не Эльза. Послышались шаги на лестнице, голоса. Он спрятался за портьеру и сел на подоконник, чтобы убрать ноги с пола. В комнате зажегся свет. Голос управляющей произнес:

— Я могла бы поклясться, что заперла дверь. Вот здесь, вот она.

Девичий голос воскликнул с явным удивлением:

— Какая она красивая!

— Она часто говорила о вас, Клара, — произнесла с тяжелым вздохом управляющая.

— Милая девочка, еще бы ей обо мне не говорить… Но что ее заставило, как вы думаете?..

— Кто знает… Чужая душа — потемки.

Сквозь щель в портьерах он увидел девушку с грубоватым, но приятным лицом и со следами слез на щеках.

Она спросила с благоговейным страхом:

— Это случилось здесь?

— Да, через это окно.

Это окно. Но почему она не сопротивлялась? — подумал он. — Почему не осталось следов для полиции?

— Из этого самого окна?

— Да.

Они направились к окну. Еще шаг и его обнаружат. Около самой портьеры Клара остановилась.

— Если бы она перешла ко мне, этого бы не произошло.

— Ей тут было хорошо, — сказала хозяйка, — пока не появился он.

— У него-то наверняка совесть была нечиста. Но когда она мне написала, что собирается уйти с ним, я уж никак не думала-не гадала, что у нее на уме — это.

Он подумал: Ну, тогда мне даже и это письмо не поможет. Бедняжка, она до конца осталась верна своему лексикону дешевых романов.

Управляющая сказала:

— Если вы не возражаете, я позову мистера Мукерджи. Он очень хотел взглянуть на нее в последний раз.

— Конечно, конечно, — сказала Клара.

Он слышал, как управляющая вышла. В просвет между шторами он увидел, как Клара достала пудру и губную помаду — перед приходом мужчины. Слез она не смахнула, они были вполне уместны при подобных обстоятельствах.

Управляющая вернулась. Она была одна.

— Странно. Его нет у себя.

— Может быть, он еще не возвратился?

— Я же слышала, как он вошел. Он брал свои ключи, и я окликнула его. Он ответил.

— Может быть, он… вы понимаете?

— О, нет. Я дернула дверь. — Она поежилась и сказала: — Не могу понять. Кто-то ведь вошел.

Клара сказала:

— Не иначе, как привидение.

— Я, пожалуй, поднимусь наверх, — ответила управляющая, не слушая, — и посмотрю, что там делается. Надо приготовить комнату для новой горничной.

— Эльза не бог весть какая была чистюля. Бедняжка. Вряд ли она подошла бы мне. Я ведь дружу с джентльменами, тут надо особо заботиться о чистоте.

На мгновение лицо Клары мелькнуло в щели между портьерами, — она самодовольно глядела на покойницу.

— Что ж, мне пора идти. В восемь ровно у меня гость. Из тех джентльменов, которые не любят, когда их заставляют ждать.

Он уже не видел ее. Голос управляющей произнес:

— Вы не возражаете, дорогая, если я не провожу вас? Тут у меня дела…

Он нащупал в кармане револьвер. Свет погас. Дверь закрылась. Он услышал звук поворачиваемого в замке ключа, у управляющей, должно быть, свой ключ. Он обождал немного и вышел из-за портьеры. Он не взглянул больше на мертвую, ей уже ничем не поможешь… Если верить в Бога, можно надеяться, что она уже избавлена от всех невзгод и ее ждет лучшее будущее. И наказание, значит, можно оставить Богу, хотя бы потому, что убийцу не за что наказывать — он лишь избавил ее от земных горестей. Но Д. не очень-то верил в религиозную философию. Он знал иное — если люди не будут получать по заслугам, в мире воцарятся хаос и отчаяние. Он отпер дверь.

Управляющая с кем-то разговаривала этажом выше. Он бесшумно притворил за собой дверь, но не запер. Пусть их преследует необъяснимое. Внезапно он услышал голос К.:

— Вы, наверное, просто забыли. Что может быть еще?

— Я никогда ничего не забываю, — отрезала управляющая. — И кроме того, кто ответил мне, если это был не мистер Мукерджи?

— Он мог снова выйти.

— На него не похоже вбегать и тут же выскакивать обратно.