Подумав о Ниле, Алан понял, что хотела высказать миссис Роббинс. Нет ничего хуже, чем видеть, как страдает любимый человек. Действовать — перевязывать раны, вправлять сломанные кости, очищать ожоги — намного легче, нежели сидеть в стороне, смирившись с тем фактом, что ты бессилен.
— Диана храбрая, — сказал Алан.
— Чаще всего.
— Она могла бы попросить меня больше помогать ей.
— Ох, Алан, — сказала миссис Роббинс. — Разве ты не видишь, как ей тяжело находиться рядом с тобой — несмотря на то, что ты добрый, ты всегда будешь напоминанием о Тиме.
— Да, — ответил Алан, уязвленный правдой, прозвучавшей из уст Люсинды.
— Есть от него новости?
Алан отрицательно покачал головой. Два месяца назад Тим звонил из Камдена, прося в долг тысячу долларов. До этого Алан получал звонки за счет абонента-адресата и открытки из портов от Любека до Галифакса. Тим превратился в моряка-скитальца. Иногда он навещал Малаки. Он не имел ни собственного дома, ни адреса. Такова была цена, которую ему пришлось заплатить за то, что он бросил свою жену с ребенком.
— Бедняга, — сказала Люсинда. — Почти невозможно ненавидеть его, когда он так мучается. Но все же.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — сказал Алан, ощущая на себе взгляд Люсинды. Он размышлял о том, догадывалась она или нет. Она была очень преданна Диане, слишком осторожна, чтобы спросить его напрямую, но он решил, что она знала.
Алан был влюблен в Диану.
Это чувство и не собиралось исчезать. Даже когда она предпочла Тима, а Алан обманывал себя, думая, что Диана поможет Тиму, спасет его жизнь, он все равно любил ее. Он был готов на что угодно, чтобы помочь ей, и тогда, и теперь.
Он убеждал себя, что для врача такое сочувствие вполне естественно. Но глаза Дианы ничего не скрывали. Ее волосы были цвета осенних болот Кейп-Кода, озаренных золотистым октябрьским солнцем. От нее пахло краской, деревом и морем. У нее на лбу часто появлялись бороздки грусти, но когда она смотрела на Джулию, они растворялись в такой искренней любви, что у Алана иногда перехватывало дыхание.
Психиатры — и Малаки Кондон — сказали бы, что он любил свою невестку, потому что она была абсолютно недоступна для него.
— Диана надеется, что лето выдастся преотличным, — проговорила миссис Роббинс.
— Я знаю, — сказал Алан.
— Я стану помогать ей по хозяйству.
— Думаете, Диана откажется от няни? — спросил он. — У меня есть один человек на примете, как раз подходящая помощница.
— Возможно, — ответила миссис Роббинс. — Попробуй поговорить с ней.
— Если эта идея будет исходить от меня, то я сомневаюсь в ее успехе.
— Ты очень добр к ней, Алан, — сказала она. — Хотя она это тщательно скрывает, но она ценит твою заботу.
— Это не имеет значения, — проговорил он.
Библиотекарь встретилась с ним взглядом:
— Имеет, и еще какое, — сказала миссис Роббинс. Она взяла его мокрое полотенце и повесила на металлическую ручку своей тележки. Алан знал, что она выстирает его и снова принесет на следующей неделе. Он понял, что Люсинда жалела, что не он тогда стал победителем. Что Диана не осталась с Аланом, а вышла замуж за Тима.
И уж не меньше, чем она, об этом жалел сам Алан.
Эми рано пришла домой из школы. Ее мать спала, а приятель матери, Бадди, репетировал со своей группой. Местом их сборищ служил чей-то гараж дальше по улице, и Эми слышала доносившиеся оттуда отвратительные металлические звуки.
Шторы были задернуты, но весеннее солнце пробивалось сквозь щели в оконной раме, создавая нечто вроде светлых квадратиков. Пустые бутылки из-под пива источали свой обычный аромат. Эми пробежала по темной комнате с баллончиком соснового освежителя, распыляя его во все стороны. Она думала о ручьях и лесах, ухающих совах и козодоях. Заглянув в комнату матери, она увидела ее лежавшей под ворохом одеял.
— Мама? — прошептала Эми.
Ее мать и не подумала шевелиться. Плотные занавески скрывали опущенные жалюзи, поэтому в комнате царил сумрак и пахло пылью. Было очень жарко, и Эми едва совладала с желанием распахнуть окна настежь. Она знала, что матери требовался отдых. Ища, с кем бы поговорить, она вернулась в гостиную.