Фух! Можно выдохнуть, чуть расслабить руки на штурвале и выслушать доклад членов экипажа о самочувствии. А пассажиры… Ну что пассажиры-то? Работа у ребят такая. Пусть держатся лучше. И крепче…
Чисто уйти не вышло. Налетели аспиды с южной стороны. Похоже, рядышком где-то базировались — потому как высоту набрать не успели. Атаковали нас с ходу, с нижней левой полусферы. Или четвертьсферы, не знаю, как правильно-то сказать будет. Да и какая к чёрту разница, если по мне тут из пулемётов лупят! Хорошо ещё дистанция между нами пока большая и стрельба достаточно неприцельная. Скорее, запугать надеются. Обломятся! Но напрягает ужасно! Карпатским холодком между лопаток поморозило…
Повернул голову к инженеру:
— Скорость сто шестьдесят!
— Есть сто шестьдесят! — невозмутимо продублировал команду бортач.
Кивнул ему и тут же рявкнул во весь голос:
— Стрелкам открывать огонь по готовности!
Да так громко рявкнул, что стоящий за спиной Батюшин отшатнулся в первый момент, но тут же опомнился и вновь крепко в спинку кресла вцепился. Этот момент я по отражению в приборных стёклышках чётко засёк. Да и саму спинку немного мотнуло.
— Вот сейчас и посмотрим, насколько безопасность от нас зависит! — повернул голову и покосился на генерала. — И почему аэродромы не обозначены!
Ничего в ответ не услышал, да и не до ответов мне уже было. Потому что прилип к правому боковому стеклу Игорь и левой ладонью мне показывает, где находятся и что делают самолёты противника. Так понимаю, что никого он пока не наблюдает, потому что рука замерла неподвижно.
А мне в свою форточку и не выглянуть, банально нет времени и вообще возможности — я штурвал кручу, змейкой иду. Хорошо хоть Батюшин сообразил, самолично слева сбоку к стеклу протиснулся, высматривает неприятеля. И тоже пока молчит. Зато у меня такая прекрасная боковая поддержка образовалась — есть на кого боком опереться. Или плечом…
А вот и наши бортовые пулемёты на пару с кормовым голос подали — огрызнулись короткими очередями. Огрызнулись и зачастили, затарахтели. Носовой и верхний пока молчат, уже можно кое-какие выводы делать. Скорость? Скорость заданная. Ещё чуть-чуть можно добавить… И я толкаю вперёд замершую на РУДах руку инженера. Чёрт с ним, с этим расходом, не до него сейчас, как и до ресурса двигателей! Если нас сейчас зацепят, нам уже никакой ресурс не понадобится.
— Николай Степанович, видите что-нибудь? — мне сейчас не до формализма, поэтому спрашиваю так, как удобно. А когда припрёт, вообще буду просто генералом называть. А потом, после боя, пусть выговаривает (если дурак… А Батюшин далеко не дурак, поэтому всё он понимает и сумеет сообразить. В бою и не то можно сказать, а уж что в обратку иной раз можно услышать, так это вообще ого-го…).
— Ничего не вижу! — даже не оглядывается мой импровизированный наблюдатель.
Хотел было сказать, чтобы назад и вниз смотрел, да спохватился, задавил на корню фразу. Наверняка сейчас отовсюду самолёты на перехват поднимут. Мы же приманка жирная, чёрт бы их всех там в столицах побрал! Так что пусть смотрит во все стороны, целее будем!
А мы так и идём змейкой, да вдобавок потихонечку высоту набираем. Очень потихонечку, чтобы скорость не потерять. Потеря скорости сейчас для нас смерти подобна! И это не метафора! Вот спинным мозгом чую, что просто так нас не отпустят. И всё только начинается, на самом-то деле! Дальше будет только хуже… Да ещё и солнце не за нас — в спину светит!
Четыре пятьсот, скорость так и держится на ста шестидесяти. На прошлой неделе мы экспериментировали, разгоняли над Ладогой машину до ста семидесяти. Больше просто страшно было. Ну и что, что у нас лобовик крыльев фанерой зашит, а дальше-то всё равно перкаль обычный…
Но всё, выше не полезу. Да и вряд ли кто-то из наших противников на подобное решится. Почему-то уверен, что за четыре тысячи здесь пока не забираются. Это чуть позже осмелеют, а пока опасаются подобных высот.
Стоп! Или у меня со слухом что-то не то, или… И я толкнул плечом Батюшина:
— Это ваши там стреляют?
Николай Степанович попятился задом, развернулся за креслом и прислушался. Опять же наблюдаю за ним через отражение в приборах.
— Мои…
— Самолёт нам не продырявят? Крылья не побьют?
— Люди опытные, не должны, — обиделся за своих стрелков генерал.
Ладно, мы тут все в одной лодке. То бишь в одном самолёте. Должны соображать! Хотя в азарте боя и с опытными всякое случается, это я по себе знаю…
— Сергей Викторович! — кивает на лобовое стекло Батюшин, и этот кивок накладывается на чертыхание Игоря.
— Командир! Ты только глянь!
И я разворачиваюсь…
Глава 8