Тарутян, Дружников, Суркова и Шаньков стояли возле стола почетным караулом и изо всех сил старались сохранять строгость лица. Но заметив растерянность патрона, не сдержались и прыснули. Александр Ильич за ними. Смеялись долго и немного истерично, но лучшего способа снять стресс в сложившихся обстоятельствах сам академик Павлов бы не придумал. Шаньков, благодаря событиям последних дней, заработал небывалый авторитет, и по праву им пользовался. Поборов приступ веселья, юноша взял инициативу на себя:
– Господа ученые, позвольте считать торжественный сбор команды открытым, Доверяю Коле Тарутяну откупорить бутылку.
– Я г-г-г-готов. – И Николай потянулся к штопору, но профессор его остановил:
– Нет, господа, пирушку мы отложим. Первым делом, именно потому, что мы ученые, необходимо проверить, как восстановился у ребят ген. В связи с этим прошу Катю и Виктора готовить приборы, а вам, господа аспиранты, проследовать в операционную.
Лица молодых помощников мгновенно обрели серьезность, и кабинет опустел.
Первым обследование прошел Дружников. Суркова тут же обнаружила ген «h», о чем радостно сообщила патрону. Ген находился в том месте мозга, где ему и полагалось, и обрел прежние размеры. Это известие коллеги встретили громкими аплодисментами. Следующим проверке подвергся Николай Тарутян. Его «h» так же полностью восстановился, но профессор продолжал изучать мозг аспиранта и неожиданно попросил Тарутяна усыпить.
– Зачем, Александр Ильич? У м-м-меня же все в п-п-порядке?
– Не все, дружок. Но ты не волнуйся. Я вреда тебе не причиню.
Николай послушно подставился под маску, и через несколько минут задремал. Александр Ильич приказал Дружникову запустить лазерную установку, а сам пошел готовить себя к «операции». Оставшись одни, чтобы не выдавать своего недоумения, помощники старались друг на друга не смотреть. Профессор вернулся в марлевой повязке и белых перчатках:
– Приступим. – Тарутяна подкатили в зону действия установки. – Катя, иглу.
В операционной Александр Ильич становился диктатором, и приказы его исполнялись беспрекословно. И хотя это был первый случай в лаборатории, когда помощники не понимали, чем занят их патрон, ослушаться им и в голову не приходило. Они замерли и молчали. Тихий зуд приборов наступившую тишину делал еще пронзительнее. Мозг Николая пульсировал на экране монитора, и едва заметный луч лазера проникал в него все глубже. Вот он остановился, задрожал и стал ярче. В этот момент губы аспиранта дрогнули. Еще мгновенье, и луч начал тускнеть и постепенно погас совсем. Через полчаса все было закончено, а еще через пятнадцать минут Тарутян проснулся.
– Как ты себя чувствуешь, Коля? – Спросил профессор, сбрасывая повязку и перчатки в урну.
– Вроде, все нормально, Александр Ильич.
– Прекрасно. Теперь я готов вернуться к столу. Кстати, я сегодня не завтракал и, затратив на коллегу изрядную толику энергии, нагулял зверский голод. И еще я бы хотел снять наше застолье на камеру. Тащите ее в кабинет.
Несмотря на шутливый тон руководителя лаборатории, помощники вернулись к столу озадаченные. Александр Ильич приказал запустить съемку в автоматическом режиме, занял свое кресло и широким жестом пригласил всех к столу.
– Мне бы хотелось, друзья, чтобы бутылку откупорил Вадим, а Николай произнес первый тост.
Дружников с поручением справился и разлил вино по бокалам.
– Веселее, друзья. Мы не на поминках, – улыбнулся профессор и, повернувшись к Николаю, напомнил: – Первый тост за тобой.
– Александр Ильич, я право не знаю, что и сказать. Мы собирались отметить нашу встречу после этого и не нахожу слов. Мы с Вадимом готовы помогать Вам и дальше. Теперь мы понимаем, что невольно сделались такими же подопытными эксперимента, как Федор Лыкарин и его сокамерники. Но все хорошо, что хорошо кончается. Должен вам признаться – легкие деньги приносят только пустые радости. Мы с Вадимом это хорошо поняли. И еще мы поняли – люди, что живут ради подобных радостей, по сути заслуживают не зависти, а сострадания. Вот и все, что я хотел сказать…
– Браво, Коля. – Профессор лукаво оглядел соратников: – Дамы и господа, вы ничего не заметили?
– Александр Ильич, вы о чем? – Насторожилась Суркова. Она чувствовала некий подвох в вопросе патрона, но не могла сообразить, в чем он заключается.
– Ладно, друзья мои, тост произнесен, давайте выпьем и закусим.
Выпили все, но с видимым аппетитом с закусками расправлялся только Бородин. И растерянность молодых коллег его только забавляла.
– Что же, друзья… Раз вы такие ненаблюдательные, направлю ваше внимание. Вы заметили, во время тоста Николай ни разу не заикнулся?
– Блин, вы его вылечили!? – Первым догадался Дружников.