Доступ

Гриша Говорян, третий из них, радушно подал Музину руку. Он выглядел моложе своих друзей хотя они и были ровесниками. У армянских мужчин все-таки нет третьего возраста: они всегда либо юнцы, либо старцы. Говорян улыбался, будто внутренние сомнения его разрешились и продолжал с того места, на котором остановился. – Ну допустим хоть в музыке… буду говорить о знакомом предмете. – мелодично объяснял Гриша, – Да, согласен, вдохновение есть, но оно краткое. Две мелодии за месяц! А остальное нужно разумом постигать, замыслы выстраивать…

– Приручать Пегаса, как я говорю, – самодовольно влез Капканов.

– Да… в общем, на вдохновении не уедешь. И это только один аспект. Ведь есть ещё продакшн, сведение, мастеринг… словом, тут только разум и усердие.

Капканов почесал лысину и подтолкнул в бок рядом сидящего Среднявского, – Корпоративно мыслит, Гришаня. Его послушать, так разум это такой фанктик для творчества, чтоб лучше продать. Из говна конфетку?

Гриша как будто немножко обиделся, – Продают другие, а я создаю или воссоздаю, когда говорим о заказах. Но скоро… сейчас закончу новые курсы по звуку, а дальше…

– Да и что твой разум? – не унимался Капканов, – Он хоть кого-нибудь привёл к цели? Хоть первооткрывателей всяких, географов? Поплыли бы они за моря если бы были такие умные?

И разговор заструился, а Борис вспомнил, что с тремя этими товарищами познакомился менее года назад, когда стал преподавать и жить в казённой общаге. Бар стоял рядом, а Капканов завсегдатай заведения, заходил сюда раза три в неделю. Так и заговорили однажды от скуки. Сошлись на темах банальных, а когда тот узнал, что Музин в прошлом знаменитый художник, то вдруг зауважал. После с другими, бывавшими реже, также свели приятное знакомство. И хоть они не были его друзьями, Музину нравилось их обхождение и неспешные диалоги. Пусть сегодня он шел сюда вовсе не зная, что они договорились собраться, пусть и они его не слишком ждали. Но вежливость и приветливость никогда не бывают лишними, тем более в жаркий июльский денёк в Подмосковном баре.

«Эдуард Мане – подавальщица пива» – думал про себя Музин, отвлекшись на официантку с двумя вспененными кружками.

– Прошу прощения… – галантно и с выражением обратился он к подавальщице, но она прошла мимо.

Среднявский тем временем утопал в смехе: – Ну ты сравнил, Олег, мореплавателей и музыкантов! Колумб и Моцарт, звучит как название монографии.

– В рамках предмета вполне, – сухо отвечал Капканов, глотая пиво.

Повисло алкогольное молчание. Вновь явилась героиня полотен Мане и Музин опять вскрикнул, заметно конфузясь: «Можно Жигули Барное?» – но дама предательски пронеслась вдаль. Он сглотнул и сделал вид, что увлечен рассказом, а тем временем Капканов продолжал, – Я тебя, Гриша, понимаю, ты композитор и тут важна математика, но я вот когда писал рассказы, – он сделал театральное ударение, – всё лучшее являлось само и будто уже где-то было. Витало, понимаешь?

Гриша закивал, – а тебе нужно было только взять.

– Да! Именно! Получить доступ!

Среднявский оживился, поглаживая бородку, – Как сервер какой-то выходит – доступ… Я ведь тоже немного писал. Только не закончил тогда, а потом вы знаете…

– Да, я помню, первые главы вроде… – отозвался Олег, – Ну, словом, не стоит исключать иррациональное, непознаваемое. Как писал Платон…

Официантка прошла в третий раз и Борис вскипев бросил подавальщице. – Уважаемая, потрудитесь сделать свою работу и примите наконец мой заказ! – она сначала дернулась, но разглядев Музина вальяжно подошла к столу.

– Чего? – ярое небрежение дребезжало у нее в звуке «о».

Три друга сидели затаившись.

– Прошу сохранять приличия и хороший тон, – теряясь напустил Борис важности, – Так у вас обслуживают деятелей искусства?

Официантка стояла молча, и глядела на него прямо, от чего Музин смутился, опустил глаза в меню, поводил пальчиком и картинно произнёс: «Мне, будьте добры, бокальчик Жигули Барного».

Последовали два медленных морганья.

– Всё?

– Пожалуй, да.

Она повернулась и пошла вдаль зала, но до стола долетела реплика: – «Было бы для кого».

И Борис ощутил себя школьником в столовке, а Гриша Говорян по чуткости своей понял адресата и решил сразу убрать негатив. Он почтительной интонацией обратился к Музину: «Рассудить нас может только профессиональный художник. Ведь ты, Борис, больше многих знаешь о вдохновении и славе. Так поведай…»

Тот несколько распрямился, ощутив себя свободнее, чем мгновение назад. И произнёс сначала неясно, а далее всё более громко, возвращая уверенность: – Да, я достиг успеха в своё время. Да, была у меня слава, теперь, правда, померкшая. Но вопрос творчества – не принадлежит ничему! И ничем его не измерить. Ван Гог банальный пример, но яркий! Слава и творчество… мда… словом,

Художник выронил из головы то, что хотел сказать далее, всё же его стихией были образы, а не слова. Но внимательно слушавший Среднявский, вопросил, – Но есть же нечто первичное? Ты ведь трудом заработал мастерство, но оно взялось от склонностей?