Достучаться до звёзд

Он упал в придорожную канаву и уткнулся лицом в какие-то духовитые жёлтые цветы, на секунду отвлекшие его внимание от боя смутной, тревожащей ассоциацией, вызванной этим необычным запахом… Впрочем, сейчас было не до анализа ощущений — охватывая деревню свинцовым кольцом, звуки автоматных выстрелов слышались уже далеко впереди. Пружинно выбросив тренированное тело из канавы, он рванулся вперёд. Время на этой планете бежало необычайно скоро: едва успев заняться, день тут же начинал клониться к вечеру, и за это короткое время надо было успеть совершить невероятно много дел. И самое главное — выжить…

…А я-я вечно на посту…

… Мимо старого дома, что слева от дороги — швырнуть на бегу в его открытое окно осколочную гранату — и тут же упасть!..

…ваш грешный дух отъяв от тела,
я приближаю вас к Христу,
распяв на кончике прицела…

…Ещё один бросок вперёд — до вон той открытой калитки справа от дороги — пересечь заросший травой двор перед невысоким деревянным домом — вышибить ударом ноги ветхую дверь и сразу же — веерная очередь из автомата…

Патрио ввалился в полутёмную комнату, нажимая на спуск, но вместо привычного треска выстрелов — тишина. Судорожно задёргав заклинивший диск, он вырвал его из гнезда, со злостью отшвырнул в сторону и, выхватив из поясной сумки новый, начал лихорадочно вставлять его в приёмник.

— Не торопись, сынок, — раздался вдруг из угла спокойный голос. Патрио испуганно отпрянул назад.

— Кто здесь?

— Это я, Апакура… Спокойно делай своё дело, я подожду.

Заменив диск, Патрио осторожно сделал несколько шагов вперёд и в тёмном углу продолговатой комнаты увидел сидящую в кресле седую сморщенную старуху с тёплым пледом на коленях.

— Кто ещё в доме? — грозно спросил он. — Ну?!

— Никого, — ответила старуха, безучастно глядя перед собой, и добавила: — Только я и Смерть.

Патрио беспокойно осмотрелся по сторонам, заглянул в соседние комнаты. Толстый слой пыли покрывал всё, словно там уже много лет не появлялось ни одного живого существа.

— Ты что — одна здесь живёшь?

Старуха молча глядела перед собой невидящим взором.

— Когда-то у меня был сын, — прошептала она. — Сынок…

И, поднеся дрожащие руки к лицу — словно держала некую раскрытую книгу, — она, медленно раскачиваясь в кресле, хрипло-свистящим шёпотом заныла:

О, сын мой!
Осеннее утро ступает легко
ногами босыми.
О, как же любил ты бродить на заре
лугами пустыми!
Ветра на дворе… Трава в серебре…
О, сын мой,
Зачем теперь видеть всё то, чего ты
не сможешь увидеть?
Осыплются листья, увянут цветы
и вздрогнут осины…
Зачем теперь жить мне? Мир беден и пуст.
О, сын мой!
О, сын мой!
О, сын мой!

Стараясь не выпускать из виду подозрительную старуху, лейтенант подошёл к окну и выглянул на улицу. Стрельба откатилась за деревенскую околицу, на опушке дикого леса в стремительно сгущающемся сумраке метались розовые отблески подожжённых солдатами хижин, по небу тянулись хвосты густого дыма.

— Не переживай… Они скоро возвратятся, — произнесла старуха.

— С чего это ты взяла? — резко повернулся к ней Патрио. — И вообще почём тебе знать, куда нам надо?

Она беззвучно усмехнулась.

— Здесь только одна дорога… Та, по которой много лет назад такой же отряд, как ваш, увёл моего маленького сына… И теперь у меня больше нет моего мальчика. Нет… Но и той дороги больше не существует! Мост через реку разрушен!..

— Кем? — изумился Патрио.

— Мост разрушен, и значит, они возвратятся. И больше ни у кого не уведут сыновей в свою проклятую армию. Потому что и отсюда им тоже не уйти…

— Кем разрушен мост?! — снова прокричал свой вопрос лейтенант.

— Мною, — спокойно ответила старуха. — И не кричи, пожалуйста, я тебя хорошо слышу.

Он недоверчиво уставился на неё.

— Ты сумела без посторонней помощи разрушить мост?.. Да ты хоть до порога-то сама дойди…

Старуха сунула руки под плед и… кресло медленно выкатилось на середину комнаты — оказалось, что у него имеются колеса.

— А ты?.. — она уставилась на лейтенанта немигающим взглядом. — Ты… дойдёшь до порога?

Он навёл на неё дуло автомата, настороженно озираясь. Быстро опустившаяся тьма багровой кляксой прилипла к оконным стёклам, время от времени озаряя комнату отсветами дальнего пожара и мрачным кровавым блеском посверкивая в глазах пристально всматривающейся в него старухи. Ему хотелось броситься вон, убежать от её взгляда, но непонятная сила сковывала его, удерживала в этой низкой продолговатой комнате.

— Свет… В доме есть свет? — спросил он, оглядываясь вокруг, и комната тут же начала наполняться слабым, Бог весть откуда исходящим, свечением.

— В доме, где живу я и Смерть, есть всё, — изрекла, глядя перед собой, старуха. И мгновение погодя добавила: — Кроме жизни…