Достойный жених. Книга 2

– Я не вижу никакого смысла в вашем обращении в Высокий суд, молодой человек. Вашему клиенту сперва следовало обратиться к мировому судье. Если бы тот не одобрил решения университета по данному вопросу, то заявление передали бы окружному судье, а оттуда оно пришло бы сюда. Вам следовало немного подумать и выбрать правильную инстанцию, а не тратить время суда на такого рода пустяки. Обыкновенный иск и заявление в Высокий суд – разные вещи, молодой человек, совершенно разные вещи.

На улице Фироз вышел из себя. Он посоветовал клиенту не приходить на слушание и теперь был рад, что тот внял его совету. Фироза самого трясло от несправедливости происходящего. Как главный судья мог его отчитать, упрекнуть в поспешности и необоснованном выборе инстанции? Это неприемлемо! В этом самом зале он не так давно отстаивал интересы заминдаров; главный судья должен знать, что уж кому-кому, а Фирозу такое поведение не свойственно – он всегда тщательно подходил к выбору инстанции и умел аргументировать свою позицию. Да и само обращение «молодой человек» допустимо только в похвале, а в таком контексте прозвучало унизительно.

Пран тоже был на стороне студента и сочувственно похлопал Фироза по плечу.

– Инстанцию я выбрал правильно, – сказал Фироз, развязывая ленты на шее, – они, казалось, полностью перекрыли доступ крови к его голове. – Через несколько лет подача заявлений непосредственно в Высокий суд станет обычным делом, вот увидишь. Пока пройдешь все инстанции – уйму времени потеряешь. Пока мы дождемся первого слушания, август уже закончится. – Он умолк и запальчиво воскликнул: – Вот бы их по уши завалили такими заявлениями! – Потом он с улыбкой добавил: – Конечно, к тому времени главный судья уйдет на пенсию. И вся его братия тоже.

– Ах да, – сказал Пран. – Чуть не забыл спросить. Где Ман?

– А он вернулся? Он в Брахмпуре?

– Нет, потому я и спрашиваю. От него давно нет вестей. Я думал, может, он тебе писал.

– Разве я сторож брату твоему?[80] – спросил Фироз. – Хотя в каком-то смысле, наверное, сторож, – мягко добавил он. – Да я и не против. Но весточек от него я не получал. Вообще-то, я думал, что он уже приехал, племянника проведать и прочее. Мне он не писал. Надеюсь, повода для волнений нет?

– Нет-нет, я просто так спросил. Мама волнуется. Ох уж эти мамы!

Фироз ответил молчаливой, слегка печальной улыбкой – так улыбалась его мать. В этот миг он был очень красив.

– Что ж, – сменил тему Пран, – а своему брату ты случайно не сторож? Почему я так давно не видел Имтиаза? Вы бы хоть иногда выпускали его из клетки – ноги размять.

– Да мы и сами его почти не видим. Все по больным мотается. Единственный способ привлечь его внимание – это заболеть. – Дальше Фироз процитировал стихотворение на урду про любовь, что сама – и болезнь, и лекарство от этой болезни, она же – доктор, ради встречи с которым хочется заболеть. Услышь его главный судья, он наверняка сказал бы что-нибудь в духе: «Не понимаю, как это относится к вашему обращению», – и его можно было бы понять.

– Что ж, пожалуй, так и поступлю, – сказал Пран. – Я что-то стал быстро уставать. И иногда чувствую странное напряжение в области сердца…

Фироз засмеялся:

– Вот чем хорошо болеть по-настоящему – получаешь полное право на ипохондрию! – Затем, склонив голову набок, добавил: – Легкие и сердце – разные вещи, молодой человек, совершенно разные вещи.

12.11

На следующий день Прану стало плохо прямо во время лекции: ноги подкосились, началась одышка. В голове тоже помутилось, что было ему несвойственно. Студенты удивленно переглядывались, а Пран продолжал читать лекцию, навалившись на кафедру и уперев взгляд в дальнюю стену аудитории.

– Хотя пьесы эти изобилуют картинами сельской местности и охоты – в частности, пять слов: «Вы будете охотиться, мой герцог?» – моментально переносят нас в мир шекспировской комедии… – Пран умолк, затем продолжал: – …тем не менее нет никаких оснований полагать, что Шекспир уехал из Стратфорда в Лондон, поскольку…

Он опустил голову на кафедру, затем поднял ее. Почему все переглядываются? Его взгляд упал на первый ряд, в котором сидели одни девушки. Вот Малати Триведи. Что она вообще делает на его лекции? Она ведь не получала официального разрешения на посещение занятия. Причем во время переклички он ее заметил. Впрочем, он ведь не смотрит на студентов, когда называет их имена… Несколько парней вскочили с мест. Малати тоже. Вот его подвели к письменному столу. Усадили. «Господин, вам плохо?» – спрашивал кто-то. Малати считала его пульс. В дверное окошко заглянули профессор Мишра с коллегой. Когда они зашагали дальше, Пран услышал обрывки его слов: «…увлекается театром, знаете ли, играет в студенческих спектаклях… да, студенты его любят, но…»

– Пожалуйста, не толпитесь, – сказала Малати. – Господину Капуру нужен воздух.

Парни, несколько опешив от властного тона этой странной девушки, расступились.

– У меня все хорошо, – сказал Пран.

– Пойдемте-ка лучше с нами, господин Капур.

– Да я здоров, Малати! – раздраженно пробурчал он.