Горди швырнул лопату в кучу земли.
— Зачем я вообще упомянул эти танцы? Женщины обижаются из-за всякой ерунды.
— У нее был повод обидеться. Она подумала, что ты приглашаешь ее на танцы.
— Но я не приглашал, я просто сказал, что есть танцы, куда она может сходить.
— Нет. Ты никогда не упомянул бы их, если бы не собирался пригласить ее.
Т.Г. проворчал:
— Ну, черт! Я же пошел с ней.
— И провел чертовски хорошо время, да?
— Да.
— Но?
— Такой, как я, — последнее, что ей нужно.
— Не согласен. Да… Ты не подарок. Но и она не лучше.
— Слушай. Давай сменим тему?
— Не возражаю, — сказал Батте. Тема для него не имела никакого значения. Но вскоре он прицепился снова: — Хочешь жениться на ней?
Т.Г. не ответил. Он уже знал, что, чем меньше он говорит, тем быстрее Батте надоедает мучить его, и он исчезает.
— Ты бы хотел, но думаешь, что недостоин ее.
— Ты много болтаешь, Фесперман.
— Ты не так уж плох, — уверил его Батте. Дело в том, что Гордон начинал нравится Батте, потому что у него не было выбора. Они были связаны друг с другом.
— Ты, конечно, не тот, с кем я бы связал судьбу своей дочери, но ты умеешь себя вести. Бросил пить, правда?
— Сам знаешь.
— Ты бросил. Правда, тебя иногда тянет к бутылке, но ты до сих пор держался.
— Но это не значит, что я не брошу.
— Ты никогда не был у женщин на содержании, как мне кажется.
Опуская лопату в вагонетку, Т.Г. подумал, как много старый дурак знает о нем.
— Все, — сказал Батте.
Т.Г. взглянул на него с удивлением.
— Я знаю о тебе все. Ты подумал: «Много ли старый дурак обо мне знает?» Я отвечаю — все. Разве это не паршиво?
Т.Г. не стал отвечать.
— Да. Не могу ничего с собой поделать, но читаю все твои мысли.
— Тогда ты должен знать, что ты мне не нравишься. Я не люблю, когда суют свой нос в мои дела.
— Я знаю, — проворчал Батте тоном, каким говорят с сопливыми детьми. — Я просто пытаюсь сказать тебе, что ты не так плох, как о себе думаешь.
— Нет, — иронически усмехнулся Гордон. — Я просто воплощение успеха.
— Конечно нет. Просто у тебя сейчас черная полоса. Хочешь, мы поговорим о жизненных неудачах.
Батте мог кое-что рассказать ему об этом.
— Мне было шестьдесят два, когда я подорвал себя, — шестьдесят два — и ни гроша за душой. Но я не считал себя конченым человеком. Я пытался проворачивать одно безнадежное дело за другим. Я многое повидал в жизни. Но никогда не терял присутствия духа. У меня никогда не было своего угла. Но разве Батте Фесперман сдался? Не дождешься. Да, много пил, путался с женщинами, терял мужество, много ныл, но, черт, разве я сделал? Я переносил такие зимы, когда лошади превращались в сосульки в своих стойлах и вода замерзала в чайниках и разрывала их. Я переносил такие жаркие лета, что можно было поклясться, что это был ад. Я был свидетелем пожаров, которые сметали целые города. Я видел, как взрослые мужчины плакали, как дети, когда плоды их рук уносил огонь. Черт, Бадди Бой! Чтобы получить от жизни все, что ты хочешь, нужно приложить ужасно много усилий. Ничего не получается само собой.
Ты сдался из-за такой ерунды. Подумаешь, оставил свою сестру присматривать за отцом, вложил все деньги в шахту, в которой не можешь работать из-за своей клаустрофобии. Тоже мне неприятности! Хватит корить себя. Если это все неприятности, которые припасла для тебя судьба, так ты просто счастливчик.
Т.Г. невозмутимо слушал, глядя на вершину горы.
— Зришь в корень, Батте. Кто же так легко сдается?
— Ты слишком строг к себе. Никогда не встречал людей, которым не приходилось бы чему-нибудь учиться.
Т.Г. следующей весной должно исполниться тридцать лет. А чего он достиг? Разорившийся дурак с перспективой добывать лососевую икру. Он ничего не мог предложить такой женщине, как Мэгги. Она умна и красива, она могла бы запросто найти себе перспективного кавалера. Что она может ждать от сломленного духом шахтера?
— Ну, посмотрим на это с другой стороны: ты был единственным, кто пришел ей на помощь. Ты не такой уж и плохой, — напомнил ему Батте.
Т.Г. саркастически хмыкнул:
— У нее не было выбора. Рядом с ней не было никого другого, кто бы ей мог помочь.
Батте опустил руки в реку, наслаждаясь хорошей погодой. Едва ли в этом году будут подобные деньки. Скоро наступит зима, земля покроется глубоким снегом. Мисс Флетчер не протянет здесь до весны. Она и мальчик вынуждены будут вернуться в Англию раньше, чем белые цветы появятся из-под острых листьев юкки.
— Ты себя недооцениваешь, Бадди Бой! Возьми мое золото, что, впрочем, у тебя не получится, но, предположим, что получится. Ты думаешь найти это золото, да?
— Я сделаю все, что смогу.
— Не найдешь.
— Я буду продолжать искать.
— Ты этим занимаешься ради Мэгги или для того, чтобы спастись от Муни?
— Сам ответь.
— Вначале ты делал это ради последнего, но сейчас склоняешься к первому.
— Это только доказывает, что ты знаешь не все.
Постепенно улыбка сползала с лица Батте.
— Тебе предстоит еще многое узнать о женщинах, Бадди Бой.
— Да, — согласился Т.Г., — но не от тебя.