Достойны ли мы отцов и дедов Часть 3

Васильев рванул танк вперед прямо через горящие обломки бронеавтомобиля, и пока немцы не оклемались, протаранил еще пару грузовиков на дороге, буквально вытолкнув их с дороги и прижав к деревьям. За ним практически летел БМП, вертя башней и расстреливая из курсового пулемета перевернутые машины. Пехота, как горох посыпавшаяся с машин уже привычно с матом, дико крича, обошла горящие машины, и вломилась в толпу немцев, разбегающихся от огрызающихся огнем русских танков. Пришлось закричать экипажу БМП, чтоб не стрелял по своим, но оглушенные и деморализованные немцы почти не оказывали сопротивление озверевшим от крови и ненависти бывшим русским военнопленным. Минут через пять, добив последних раненных и собрав необходимое оружие и боеприпасы, колонна пошла дальше по дороге в сторону атакующего позиции капитана Левченко противника. Для этого танку пришлось сталкивать с дороги горящие остовы немецкой техники, чтоб дать возможность проехать нашим грузовикам.

На связь вышел Левченко.

— Феникс, на связь.

— На связи, Питон.

— Феникс, это вы там шумите?

— Да есть такое дело. Тут Дровосек целую колонну раскатал. Сейчас идем во фланг вашим гансам. Готовьтесь поддержать нас огнем.

— Вас понял Феникс.

Не доходя километра до позиций немцев, где периодически грохали гаубицы, колонна остановилась. Вперед выслали разведку и попытались по радио связаться с Шестаковым. Тот вышел на связь после шестой попытки и доложил, что к аэродрому подошли около двух взводов немцев и завязался бой. Потеряли троих человек, но немцев отогнал. Я ему приказал бросать все и идти за нами, немцы побоятся преследовать дальше аэродрома, а тут лишний танк не помешает.

Пока ждали подхода Шестакова, пехота покинула грузовики и в пешем порядке, развернувшись в цепи, стала продвигаться к границе деревьев, занимая позиции перед атакой. Я шел вместе с ними и волей неволей смотрел на этих людей. Только вчера они были безвольными военнопленными, доведенными до состояния рабочего быдла. Сейчас, после нескольких победных боев, это снова были воины держащие в руках оружие, готовые идти вперед и крошить врага, напавшего на родину. Они не знали, что большинство боев у нас пишется на видеокамеры, имеющиеся почти у каждого бойца, и если возникнут неприятности с органами госбезопасности СССР, видеозаписи, в качестве доказательства всегда будут под рукой. Хоть в такой малости, мы им поможем. Как с такими солдатами, готовыми рвать противника зубами, смогли допустить немцев чуть ли не Москвы? Дайте им цель, дайте нормальных командиров, возможность и снабдите всем необходимым, и никто не захочет снова нападать на нас, просто некому будет. Я видел пустые глаза освобожденных пленных, в которых уже не было надежды, теперь рядом со мной шли воины, такие же как те, кто прошел через Альпы с Суворовым, такие же как те, кто разгромил Наполеона и потом гулял победителем по улицам Парижа, такие как те, кто прибивал щит к воротам Царьграда. Сейчас я шел рядом с ними, держа в руках автомат Калашникова, облаченный в камуфляж конца двадцатого века, но при этом чувствовал умиротворение, когда молчит совесть и ты уверен, что делаешь нужное дело.

Шестаков вышел на связь и доложил, что проехал место побоища в лесу. Значит, до атаки оставались несколько минут. Рядом, с таким же автоматом Калашникова в руках, присел Егор Карев, все время находившийся рядом со мной и выполняющий обязанности телохранителя. Я глянул на его лицо и увидел такое же спокойствие, как и у всех остальных.

'Как там сказал товарищ Сталин? Наше дело правое. Так оно и есть, правое. А кто не спрятался, я не виноват' — скаламбурил про себя.

За леском, в котором мы притаились, грохотали гаубицы и хлопали минометы. Несколько раз на связь выходил Левченко, и спрашивал, когда мы будем атаковать, а то немцы уж слишком давят.

На дороге долгожданно послышался шум работы двигателя трофейного танка. Вот он сам показался в сопровождении грузовика, везущего легкую зенитную пушку.

'Вот ведь хозяйственный этот Шестаков. Надо будет отметить. Все теперь снова атака.'

— Всем это Феникс. Вперед.

Глава 2

Глава Абвера, адмирал Канарис сидел на земле и тихо ругался, позволяя перевязывать санитару разбитую при падении самолета голову. Такого провала с ним еще никогда не было, еле унесли ноги, потеряв при этом самолет сопровождения. Профессиональная злость, подогреваемая недавно испытанным паническим страхом, заставляла его терпеть боль и мысленно придумывать кары всем, кто допустил, что самолет начальника военной разведки Германии чуть не уничтожили на полевом аэродроме Люфтваффе в глубоком тылу немецкой армии.