Достоинство

Тарквин молча глядел на огонь. Он вдруг поймал себя на мысли, что точно так же он не решится оскорбить Джулиану. Что, черт побери, с ним происходит?!

— Ты слышишь меня, Тарквин?

Он очнулся и тряхнул головой. На удивление смиренная улыбка застыла на его устах.

— Да, я слышу тебя. Так же хорошо, как и самого себя.

Квентин ожидал услышать в ответ нечто большее, но граф снова повернулся к камину, вертя в руке бокал с вином. Казалось, он обнес себя невидимой непроницаемой стеной. Молчание в конце концов стало тягостным для Квентина, и он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Квентину было радостно от сознания, что он смело и решительно заявил свои права на Лидию. Правда открылась, и, против своего ожидания, он убедился, что это принесло пользу всем, а не только ему самому.

Тарквин же долго неподвижно сидел у огня. Затем поднялся, чтобы налить себе еще вина, и тут его взгляд упал на миниатюрный портрет леди Лидии на каминной полке. Спокойное, одухотворенное, исполненное чувства собственного достоинства лицо. Идеальная супруга для будущего епископа! И вдруг он громко и весело рассмеялся. Насколько проще и легче было смотреть на окружающий мир глазами Джулианы, чем его собственными!

Когда раздался стук в дверь и появился Кэтлет с запиской на серебряном подносе, Тарквин еще не оправился от смеха.

— Прошу прощения, ваша светлость. Только что пришел посыльный и передал вот это. Он сказал, что дело очень срочное.

Тарквин нахмурился и сломал сургучную печать. По мере того как он продирался сквозь корявый почерк и дурное правописание, его лицо все больше темнело.

— Черт бы побрал этого грязного, развратного дегенерата! — Он скомкал записку и швырнул ее в огонь. — Пусть закладывают экипаж.

— Вы собираетесь выезжать, ваша светлость? — спросил Кэтлет, многозначительно взглянув на темное окно, за которым хлестал ливень.

— К чему спрашивать, если это понятно из моего приказания? — раздраженно ответил граф. — Скажите камердинеру, пусть подаст плащ и трость.

Чертов Люсьен! Этого полуживого ублюдка все же изловили кредиторы и поместили в долговую тюрьму. Записку прислал начальник тюрьмы, вероятно, по просьбе самого Люсьена. Чтобы кузена выпустили, необходимо было немедленно заплатить его долг в размере пятисот фунтов. Если же нет, он будет валяться на холодном каменном полу без лекарств, еды и теплой одежды и в скором времени испустит дух.

Тарквин долго не раздумывал. За последние пять лет такое случалось довольно часто. Ему никогда не приходило в голову бросить Люсьена на произвол судьбы; по крайней мере до той минуты, пока он не выгнал его из собственного дома из-за Джулианы. Так что Люсьен имел все основания не сомневаться, что Тарквин не оставит его в беде. Каким бы непорядочным и неблагодарным ни был Люсьен, граф считал себя ответственным за него.

Тарквин достал шкатулку с деньгами и взял нужную сумму. Судя по всему, это лишь крохотная часть всех его долгов — наверное, его поймал какой-нибудь мелкий кредитор, скорее всего шляпник или портной.

Камердинер принес плащ с капюшоном и трость, в которую вставлялся клинок. Тарквин завернулся в плотную ткань, сунул руки в перчатки и вышел под проливной дождь. Кучер уже ждал его, сидя на козлах.

— Ладгэйт-Хилл! — крикнул ему адрес Тарквин и запрыгнул в экипаж.

Кучер взмахнул кнутом. Он недавно поступил на службу к графу и теперь больше всего заботился о том, чтобы произвести на хозяина хорошее впечатление.

Экипаж тронулся и вскоре исчез в пелене дождя. В тот же миг из-под арки соседнего дома вышли двое.

— Черт побери! — прошептал Люсьен, поежившись оттого, что собравшаяся на полях его шляпы вода стекала ему за шиворот. — И почему надо было выбрать именно эту ночь? За весь предыдущий месяц не упало ни единой дождинки.

Джордж осторожно двинулся через улицу, пригнувшись, чтобы дождь не хлестал прямо в лицо. Он не обращал внимания на холод и сырость, жажда мести, похоже, согревала его изнутри. Он был как никогда близок к своей цели. Джордж обошел вокруг дома и вступил на аллею, которая вела к конюшням. Здесь он остановился и прислонился к стене.

За его спиной появилась тщедушная фигурка Люсьена.

— За то, что я мокну под этим дождем, надо бы содрать с тебя еще пять сотен, — сказал Люсьен, кашляя в рукав.

Джордж указал на металлическую дверцу в стене.

— А вдруг слуги еще не спят? — спросил он.

— Вряд ли… разве что Кэтлет полуночничает. Ночной сторож сидит в каморке под лестницей, но в этой части дома ему делать нечего, — ответил Люсьен.

— А Кэтлету?

— Он у себя в комнате готовится ко сну. Поверь мне, дружище, я хорошо знаком с порядками в доме. — Люсьен вставил ключ в замочную скважину, и дверь потихоньку открылась. — Видишь, какая здесь великолепная прислуга. Следит за тем, чтобы петли были хорошо смазаны, — злорадно заметил Люсьен. — А теперь молчи и следуй за мной.