Достоин любви?

Он все время порывался подливать ей вина, но она почти не прикасалась к нему, лишь смотрела на бокал тем же недоверчивым взглядом, что и на еду, иногда отпивала глоточек, но чаще просто вдыхала букет. Большей частью она сидела, опустив глаза, и Себастьян мог лишь гадать, о чем она при этом думает. Но чем отчужденнее она держалась, тем нетерпимее становилось его желание побольше узнать о ней.

К концу обеда она совершенно преобразилась. Щеки у нее слегка порозовели, губы уже не были сурово сжаты; она настолько освоилась с обстановкой, что даже позволила себе откинуться на спинку стула. Изучая ее поверх своего бокала, Себастьян с усмешкой подумал, что так должна выглядеть женщина после ночи любви: усталой, но довольной.

— Подайте нам кофе в гостиную, — приказал он горничной, вошедшей в столовую с кофейником на подносе. — Миссис Уэйд?

Они вышли из столовой в коридор, не обменявшись ни словом. Наблюдая за ней, Себастьян решил, что все ее скупые движения рассчитаны на то, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания. Самоуничижение, возведенное в степень искусства. Опять ему на ум пришло сравнение с монахинями. Бесшумная, как тень, миссис Уэйд не шла, а скорее скользила по полу, совершенно незаметно перебирая ногами. Можно было подумать, что она задалась целью передвигаться, не вызывая колебания воздуха.

В обшарпанной горчично-желтой гостиной кто-то уже успел разжечь камин. Себастьян окинул взглядом выцветшие шторы и вытертые ковры, обветшалую старомодную мебель. Вся обстановка в этой комнате нуждалась в обновлении, как, впрочем, и весь дом в целом, но до сих пор ему было лень приниматься за столь хлопотливое дело. Единственным усовершенствованием, устроенным в доме по его приказу, была ванная комната на втором этаже, оборудованная роскошной ванной работы Шевалье, бронзовой с золотыми кранами, специально выписанной из Парижа. Лили Дюшан была от нее в восторге.

Новая экономка стояла со склоненной головой, сложив руки на поясе и явно ожидая, чтобы он сел первым.

— Должен признать, миссис Уэйд, что ваше поведение раздражает меня до крайности. Вы не желаете на меня смотреть, даже когда я с вами разговариваю. Откуда у вас такие манеры и как вы намерены от них избавляться?

Миссис Уэйд, казалось, была потрясена и даже отвернулась на мгновение, но тотчас же опомнилась.

— Прошу прощения, — проговорила она, часто моргая и усилием воли заставляя себя смотреть ему прямо в глаза. — Я не хотела проявить неуважение. Я… это просто привычка, милорд, вот и все.

— Привычка?

— Да. Приобретенная в тюрьме. Мы… Нам не разрешалось смотреть на надзирателей. И друг на друга тоже. Это было против правил.

Себастьян не мог в это поверить.

— Но почему? — вскричал он, сердясь на нее неизвестно за что.

Какое-то воспоминание затуманило на миг ее светлые глаза и тут же исчезло.

— Потому что… потому что… я не знаю почему! Это считалось частью наказания.

Они посмотрели друг на друга в немом замешательстве, и в эти несколько секунд Себастьян вдруг увидел в ней личность, другого человека, равного ему, а не просто женщину, которую он собирался подчинить своей воле.

Тут горничная принесла кофе. Он жестом указал миссис Уэйд на диван перед камином, и она повиновалась, тихонько проронив: «Да, милорд». Себастьян даже вообразить не мог, как она будет отдавать приказы слугам, но теперь уж это была ее забота. Он сел с нею рядом, повернувшись настолько, чтобы видеть ее лицо. Она потягивала кофе так же, как до этого — вино: словно дегустировала напиток, доселе ей неизвестный. Молчание затянулось. Наконец он заговорил:

— На что похожа жизнь в тюрьме?

Это было вовсе не то, что он намеревался спросить.

Ее лицо еще больше осунулось и побледнело: опять она показалась ему почти старухой. Губы двигались, но она не могла произнести ни слова и наконец вновь бессильно опустила голову.

Сделав вид, что никакого вопроса он не задавал, Себастьян начал рассказывать ей об обязанностях экономки. В доме живут двенадцать слуг (или около того, неуверенно пояснил он), все они будут подчиняться ей. Сам он не слишком аккуратен и не станет настаивать, чтобы в доме царил казарменный порядок; просто он хочет, чтобы дела шли гладко, незаметно и, по возможности, без его участия.

— Я часто буду в отъезде. У меня есть управляющий, он позаботится об имении в мое отсутствие. Его зовут Уильям Холиок. Завтра вы с ним познакомитесь. Что до вашего жалованья, надо будет посмотреть, сколько получала миссис Фрут. Полагаю, это приличная сумма, но учтите: вам придется ее отработать.

Она слушала с благоговейным вниманием, кивая в нужных местах.

— У вас есть что носить, кроме этого платья?

— Нет, милорд. — Она смущенно разгладила на коленях смятые складки платья. — Мне это выдали при освобождении.

— Оно никуда не годится.

— Верно, — согласилась миссис Уэйд. — Я умею шить. Из первого же заработка я могла бы…

— Отправляйтесь в деревню завтра с утра. Там есть лавка готового платья. Я невысокого мнения об их товаре, но это лучше, чем ничего. Купите себе платье.

— Да, милорд.