— Мне не хватало людей. Человеческого общения, тепла. Простого разговора. Я заболевала от этого. Не телом, а…
— …душой, — подсказал Себастьян. Рэйчел не ответила. Ее душа, безусловно, являлась не тем предметом, который она готова была обсуждать с ним.
— Вам совсем не разрешалось разговаривать? — спросил он, хмурясь. — Ни с кем?
— Мы могли говорить с надзирателями, но только в ответ на их вопросы. А друг с другом — никогда.
— Но неужели…
— Да, конечно, многие находили способ нарушить этот запрет, но тех, кто попадался, ждало такое наказание… словом, оно начисто отбивало охоту рисковать.
Холодок отвращения пробежал по спине у Себастьяна. На мгновение ему даже расхотелось выпытывать у нее дальнейшие подробности об особенностях тюремной дисциплины. Но он вскоре взял себя в руки.
— Что за наказание…
— Милорд, вы родом из Суффолка? Кажется, кто-то мне об этом говорил, — перебила она его изменившимся от волнения голосом.
Себастьян уставился на нее в изумлении: до сих пор она ни разу не осмеливалась задать ему личный вопрос. Лицо у нее словно окаменело. Он понял, что дальнейшие расспросы о мерах по поддержанию порядка в Дартмурской тюрьме ни к чему не приведут.
— Да, это верно, — ответил он, как ни в чем не бывало. — Мое родовое поместье Стейн-корт находится в Суффолке.
— А вы… У вас… большая семья? — Простейший разговор давался ей с величайшим трудом. Она неуклюже продвигалась от фразы к фразе, словно закованная в кандалы. К тому же он был виконтом, а она — домашней прислугой, поэтому — несмотря на все старания не выводить из границ приличия и не проявлять чрезмерного любопытства — ее отвлекающие вопросы звучали слишком навязчиво, даже дерзко. Он понимал, что ее положение затруднительно, и готов был ей посочувствовать, но желания говорить о своей семье у него было не больше, чем у нее — о тюремных порядках.
— Нет, не очень, — ответил он кратко. — Только мои родители и сестра.
— Ваши родители живы? — упорно продолжала Рэйчел.
— Насколько мне известно, сообщений об их смерти пока не поступало.
Она бросила на него удивленный взгляд.
— Вы с ними не очень близки?
— Близки? Нет, я бы так не сказал. Мой отец — граф Мортон, — пояснил Себастьян. — Он при смерти. Врачи дают ему полгода от силы.
— Мне очень жаль. Как это, должно быть, тяжело для вас! Вы, наверное… — Заметив циническую усмешку у него на лице вместо печати горя, она умолкла и тут же добавила торопливо: — Наверное, это очень тяжело для вашей семьи.
— Да нет, вряд ли. Члены моей семьи не питают нежных чувств друг к другу.
Рэйчел обдумала полученные сведения, глядя на лесистый участок, примыкавший к дороге с ее стороны.
— Я полагаю, после смерти отца вам придется вернуться в Суффолк?
— Да, вероятно, на некоторое время. По крайней мере пока не огласят завещание.
— А после этого вы намерены навсегда вернуться в Линтон?
Такое предположение заставило его рассмеяться.
— О Господи, конечно, нет! С какой стати? Я буду богат, миссис Уэйд, я буду графом. «Пусть устрицей мне будет этот мир. Его мечом я вскрою!» [29]Только в моем случае меч уместнее было бы заменить кошельком.
Она ничего не ответила.
— Вы умолкли, — заметил Себастьян. — И в вашем молчании мне слышится неодобрение.
— Вовсе нет. Разумеется, нет.
— Разумеется, нет. Вы бы не посмели.
— Да, не посмела бы.
— Простите, значит, я ошибся. Но скажите мне, миссис Уэйд, будь вы на моем месте, что бы вы выбрали: жизнь, полную роскоши и великолепия, проведенную в Париже, Риме, Константинополе — словом, где вам вздумается; причем у вас будет достаточно времени и средств, чтобы открыть для себя и познать все радости земные, когда-либо изобретенные грешным человеческим умом, — это с одной стороны. Или прозябание в Богом забытой дыре (и это еще мягко сказано), населенной людьми честными и работящими, из тех, кого называют солью земли, но которым, однако, не хватает — как бы лучше выразиться? — ну, скажем, утонченности. Жизнь в сельской глуши, ближе к земле, данной нам Господом, бесспорно, имеет свои преимущества, но не кажется ли она вам… чуточку… гм… слишком пресной? Итак, — напомнил он, — что бы вы предпочли? Ну давайте же, ответьте мне. Ну представьте, что вам приходится выбирать между быстроногим арабским скакуном и клайдздельским тяжеловозом.
Губы у нее дрогнули в легкой усмешке.
— Милорд, я по утрам не могу решить, какое из двух платьев следует надеть, вы же предлагаете мне сделать выбор между двумя совершенно различными образами жизни. Боюсь, что мне это не под силу.