Достояние павших

Он уронил то, что осталось от его меча, покачал головой, снял с пояса ножны. Затем снова посмотрел в потолок и увидел в нем не только самого себя, но и то, что не рассмотрел в прошлый раз – мглистый смерч, поднимающийся к этому потолку, и бледный зеленоватый отсвет на собственном поясе. Тис протянул руку и нащупал нож Фуара. Снял его с пояса и поднес к глазам. Нож светился. Лезвие едва мерцало, казалось, что оно покрыто зеленоватой слизью, которой не было наощупь, а рукоять почти пылала зеленым пламенем, скрывая его в каждой прорези затейливого узора. Тис прижал его к щеке, но не ощутил ни холода, ни жара. Одно было ясно, нож оказался непростым. Тис помахал над плечом, пытаясь ощутить вздымающийся над ним смерч, потом попробовал рассечь его ножом. Смерч оставался бесплотным. Тис вернул светящийся нож на пояс. Кажется, тот имел какое-то отношение к смерти. Если, конечно, Тис еще не умер. А если умер? Тис развел руки в стороны и его отражение на потолке сделало то же самое. Вот было бы весело, если бы умерев, он обнаружил, что боль никуда не делась. И чего же тут веселого?

«Странно, – подумал Тис, – почему эту комнату назвали Зеркальной? Кто мог догадаться, что она не просто каменная коробка, а Зеркальная комната?» Было бы интересно допытаться, случайность это или была какая-то надпись? Или может быть, кто-то из обитателей Приюта Окаянных оказался куда прозорливее и Тиса, и Гаоты, и Джора, и всех остальных?

Нет, неинтересно.

Боль стояла в воздухе. Она слегка притихла, прихваченная холодом, но начинала рвать Тису глотку, стоило ее вдохнуть. Отдохнуть ему не удастся.

«Ты никуда не денешься!» – как будто донеслось еле слышное или с верхнего яруса, или из заполненной монолитом горной породы бездны под ногами Тиса.

– И меча у меня больше нет, – прошептал Тис и не услышал собственного голоса. – Чем я буду сражаться?

На сколько он шагнул в сторону? Или что он сделал? Как он здесь очутился? И почему его меч поддался чарам Олса? Или он все еще цел, и это морок?

Тис повернул голову, еще раз взглянул на рассыпающуюся рукоять, вспомнил, как он насаживал ее на горячий вар в кузнице Фомха. Нет, не мастер. А ведь целый год ему казалось, что он стал им. Что изготовил тот меч, о котором мечтал Глик.

Что он должен сделать дальше?

Глик говорил, что лучшее оружие, что он выковал, было то, изготавливая которое, он не думал, что делает лучшее оружие.

Мать говорила, что как он не думает, куда ставить ногу, когда идет, так же он не должен думать, когда поднимает меч.

И когда начинает колдовство.

И то, и другое должно быть на кончиках пальцев, а не в голове.

«Ну как же, – не мог понять маленький Тис, – а если я не должен поднимать меч? Если я случайно убью хорошего человека? Разве я не должен подумать сначала?»

«Ты должен чувствовать, – отвечала ему мать. – Ощущать. Понимать. Угадывать. А думать… Думай сейчас. Или когда засыпаешь. Или когда просыпаешься. Или когда лежишь на берегу реки и смотришь на воду. Или когда смотришь на огонь. Или когда смотришь на того, кого ты любишь».

«Когда смотришь на того, кого любишь, думать уже поздно, – прошептал на ухо Тису Глик. – Даже если тот, на кого ты смотришь, не любит тебя. Это не уменьшает твое счастье. Но примешивает к нему боль».

«Боль», – подумал Тис.

«А если я не угадаю?» – спросил маленький Тис.

«Тогда ты не простишь себе этого до конца своих дней, – ответила мать. – Но если ты не угадаешь, не подняв меча, конец твоих дней будет ближе, чем тебе бы этого хотелось».

– Конец моих дней будет ближе, чем мне бы этого хотелось, – произнес Тис и наконец услышал собственный голос. Он доносился до него глухо, едва различимо. Так, словно он кричал сам себе из собственной комнаты, а потом врывался бегом в соседнюю и пытался уловить эхо своего крика через толстую стену.

Он поднялся, снова нащупал на поясе нож Фуара и подумал, что не умеет сражаться с ножом, а меча у него больше нет. И о том, что не имеет понятия, как он попал в Зеркальную комнату, и что он сделал, когда отшатнулся от Олса, но был уверен в одном – тот все еще ждет его наверху. И избежать встречи с ним – невозможно. И он все еще не знает, что изменил в нем самом ключ под названием «мертвые». И что ему сделать, чтобы уйти от этой боли.