Мисси в растерянности покачала головой; какая добрая душа скрывалась за грубой внешностью О'Хары! Он был так благороден, так щедр и, вместе с тем, так наивен. Мисси закрыла глаза и представила себе, что будет, если она ответит сейчас согласием на предложение этого человека. Да, все это будет принадлежать ей – и просторный дом, и десятки акров земли. Она обставит комнаты новой мебелью, развесит по стенам картины, расставит всюду вазы с живыми цветами. Да, Мисси могла представить себе, что этот дом перейдет в ее собственность, более того – она могла даже вообразить саму себя, сидящую на террасе возле колыбели младенца, еще одного ребенка. Но в этой картине не было места О'Харе – в памяти Мисси встала безрадостная картина семейной жизни Розы Перельман, и она снова покачала головой. По щекам ее потекли слезы, и О'Хара осторожно вытер их ладонью…
– Что же, – проговорил он. – Можешь ничего не говорить: и так все ясно. Но знай, Мисси О'Брайен, никогда– слышишь, никогда – Шемас О'Хара не согласится впустить в этот дом другую девушку. Я буду ждать, Мисси, и, видит Бог, дождусь дня, когда ты надумаешь сказать «да». И, когда этот день наступит, Шемас О'Хара станет самым счастливым человеком в Нью-Джерси.
Обратно ехали молча… О'Хара не смеялся, не балагурил – все веселье с него как рукой сняло, и Мисси думала, что в этом виновата она. Ей не хотелось обижать этого человека, но разве давала она ему хоть один повод считать, что она станет его женой? На горизонте появились очертания Манхэттена; Мисси смотрела вдаль и думала, что жизнь ее только начинается, что впереди наверняка будет что-то большое и настоящее… Но тут она вспомнила, что через несколько недель салун О'Хары закроется, и она останется на улице без каких бы то ни было средств к существованию.
ГЛАВА 21
Стоял холодный февральский день. Зев сидел у окна своего ломбарда и смотрел на прохожих – подняв воротники, кутаясь в теплые шарфы, они спешили по Ривингтон-стрит. Была пятница, и клиенты ломбарда пришли к Зеву, чтобы взять на время—до утра понедельника – сданные под залог воскресные наряды. Зев говорил в шутку, что его заведение похоже, скорее, на гардероб, чем на ломбард – большую часть времени праздничная одежда жителей Нижнего Ист-Сайда проводила в шкафах Зева Абрамски, а не на вешалках ее владельцев.
Зев еще раз взглянул на часы – Мисси запаздывала. Она приходила к нему каждую неделю, возвращая по частям занятую сумму – то по одному доллару, то по два. Зеву очень не хотелось брать с нее эти деньги. Он прекрасно понимал, что она едва сводит концы с концами, но девушка настаивала. Если бы он попытался отговорить ее возвращать эти доллары или повременить с возвратом долга, она бы, наверное, очень обиделась.
Зев сидел у окна и радовался, что у него есть хотя бы такая возможность видеть Мисси – пусть только раз в неделю, пусть всего на несколько минут, пусть беседа ограничивалась несколькими общими фразами: «Добрый вечер, Мисси», «Как у вас дела?» – Абрамски был рад и этому. Он напряженно вглядывался в фигуры прохожих, ища в толпе девушку, о которой мечтал все вечера за фортепиано. Стоило ему чуть прикрыть глаза – и в памяти всплывала ее стройная фигура, каштановые волосы с золотистым отливом, глядящие в душу фиалковые глаза, нежный рот…
Абрамски глубоко вздохнул и поправил свой новый галстук. Он пытался убедить сам себя, что принарядился по случаю субботы, но на самом деле причиной этой траты – галстук был куплен в одном из самых дорогих магазинов—было не столько благоговение перед Днем Седьмым, а тот трепет, который испытывал молодой еврей при виде этой девушки.
Зазвонил звонок. На пороге появилась миссис Липкин с Кэнел-стрит; она пришла в ломбард за субботней скатертью.
– Что-то вы сегодня припозднились, миссис Липкин, – протянул Зев, отдавая женщине скатерть и пряча в ящик конторки принесенные ею деньги. Как хотелось ему, чтобы она ушла поскорее – пока в ломбард не пришла Мисси.
– Вы тоже, смотрю, засиделись допоздна, мистер Абрамски, – ответила миссис Липкин. – Что касается меня, то я ждала сына. Как только он пришел и принес мне денег, я отправилась к вам… Время уже позднее, мистер Абрамски, скоро четыре. Не пора ли закрываться? Ведь наступает суббота.
– Знаю, знаю, миссис Липкин, – недовольно процедил Зев.
Удивленная женщина поспешила к выходу. Она ни разу не видела Абрамски, обычно такого вежливого и учтивого молодого человека, в таком настроении.
Большие стенные часы показывали без одной минуты четыре. Зев с тревогой посмотрел в окно. Темнело. По всем правилам он был обязан прекращать работу и закрывать ломбард. Но вдруг она где-нибудь задержалась, вдруг она уже бежит по Ривингтон-стрит, чтобы вернуть ему очередной доллар? Абрамски решил подождать еще немножко.