Достояние леди

Время от времени мы ездили в Калифорнию, жили по нескольку недель у Розы. Азали было хорошо в Голливуде, но я боялась подолгу там задерживаться – доктор Юнг говорил, что большие перерывы в лечении не на пользу.

Наконец Юнг сказал, что он сделал все, что было в его силах Мы решили вернуться в Голливуд. Азали как будто стало лучше: давно уже я не видела ее такой веселой и жизнерадостной. Она вернулась в свою школу и снова стала дружить с дочерьми Розы. Опять она возобновила занятия танцами – постепенно всем нам стало ясно, что именно в танцах видит она смысл своей жизни. Ей хотелось одного – танцевать, танцевать, танцевать…

Мисси подняла глаза на Кэла и проговорила:

– Надеюсь, вы поняли, что я вам рассказываю об Эйве Адэр?

– Эйва Адэр? – переспросил Кэл. – Я слышал о кинозвезде с таким именем…

– Сейчас я расскажу вам все по порядку. – Мисси отхлебнула глоток уже остывшего чая. – Все началось с одной случайной встречи, и я до сих пор не могу понять, была эта встреча во благо Азали или, напротив, окончательно погубила ее.

Мисси поведала Кэлу, что поначалу ничто не предвещало беды – все начиналось совершенно невинно. В пансион «Розмонт» приехал Дик Неверн – он весь светился от восторга. Еще бы, ведь в свои двадцать с небольшим лет он был в зените славы. За плечами у него была «Шехеразада» и еще три фильма, снятых на студии «Мэджик».

Лавры знаменитого кинорежиссера нисколько не испортили Дика – он остался все тем же веселым, бесшабашным очкариком; прекрасные актрисы сами бросались на него, но Неверн по-прежнему оставался застенчивым и скромным.

Дик не забыл, что лишь чудом избежал судьбы обычного оклахомского фермера. Он помнил, кто совершил это чудо, и буквально через каждое слово пел дифирамбы С. 3. Эбрамсу, давшему тот самый единственный шанс.

Эбрамс считался одной из самых загадочных фигур в Голливуде. Никто толком не знал этого человека; у него совсем не было друзей – только деловые знакомства, но к Дику он испытывал искренние симпатии. По нескольку раз в неделю Эбрамс приглашал Дика в свой особняк на Лексингтон-Роуд на просмотр новых фильмов. Иногда Дик оставался ужинать – С. 3. ел вместе со слугами, был со всеми одинаково ровен и вежлив, но никогда ничего не рассказывал о себе. Единственное, что Неверн знал наверняка– это что Эбрамс верующий иудей и всегда строго соблюдает субботу.

В тот день, когда Дик пришел к нам в гости, у Азали было особенно хорошее настроение – она только что вернулась домой из школы танцев. С радостью бросилась она к Дику. Неверн с удивлением посмотрел на Азали. В ту пору ей было уже четырнадцать, и она постепенно превращалась из очаровательного ребенка в прекрасную девушку. У нее была на редкость необычная внешность: огромные глаза цвета анютиных глазок, роскошные пепельные волосы, стройные длинные ноги. К тому же она обладала особой грацией, свойственной только танцовщицам.

Дик долго смотрел на нее, а потом, повернувшись ко мне, сказал:

– Знаете, Мисси, Азали создана для того, чтобы сниматься в кино. Поверьте мне на слово: ее полюбят и режиссеры, и зрители.

Я улыбнулась и покачала головой. По-моему, сказала я, в четырнадцать лет еще слишком рано думать о карьере киноактрисы, но Дик отвел меня в сторону и рассказал такое, от чего мне стало немного не по себе.

Он поведал мне, что Азали прогуливает занятия в колледже и обивает пороги киностудий – она просит дать ей любую роль, даже эпизодическую, хотя, конечно, начинает с того, что хочет исполнить роль балерины.

Нет ничего удивительного в том, что до сих пор ее никуда не брали: всем продюсерам было очевидно, что перед ними девочка-подросток, прибавляющая себе возраст. Дик считал, что нельзя пускать дело на самотек, учитывая впечатлительность и ранимость Азали.

– Если девочка действительно не может жить без кино, – сказал он, – почему бы не сделать пробы? Может быть, мне удастся дать ей маленькую роль в следующем фильме?

Он торжественно поклялся мне не спускать глаз с Азали, охранять ее от всяких соблазнов.

– Клянусь своими оклахомскими сапогами! – воскликнул он в конце своего монолога. – Не пройдет и года, как Азали станет кинозвездой!

Пришлось мне еще раз сказать Неверну, что Азали еще подросток и что до тех пор, пока ей не исполнится хотя бы шестнадцать, я строго-настрого запрещаю ей на пушечный выстрел подходить к воротам киностудий.

Все это происходило в 1928 году. Голливуд сильно изменился – кинобум превратил в большой город некогда спокойный городишко. Нам с Розой принадлежало к тому времени целых пять домов по Фаунтин-авеню. «Розмонт», который мы перестали сдавать и сделали собственной резиденцией (сколько же можно ютиться в сарайчике на задворках?), был самым маленьким и скромным из наших владений. Киностудии росли, как грибы после дождя, новые фильмы появлялись чуть не каждый день. Голливудский бульвар превратился в оживленную магистраль, забитую транспортом.