Достоевский

Вопрос, может ли образованный человек верить в истины православия, получал в романе об «одной семейке» ответ отрицательный. Петр Миусов, двоюродный дядя Мити Карамазова, являл в этом смысле случай типичнейший: поездивший по миру просвещенный столичный либерал, лично знавший Прудона и Бакунина, был вольнодумцем, атеистом и никогда не видел ни одного монастыря. Ивана Карамазова, с детства имевшего блестящие, прямо-таки гениальные способности к учению, естественно-научное образование прямо привело к ученому атеизму.

Среди необразованных верующих — и старец Зосима, и малограмотный монах Ферапонт, и малограмотный брат Анфим, и слуга Григорий, мрачный, глупый и упрямый резонер, любивший читать Исаака Сирина, ровно ничего в нем не понимая, и Алеша Карамазов, не кончивший гимназического курса (бросил учебу за год до завершения, так как понял, что знание и вера — вещи разные и противоположные), и Митя, в гимназии не доучившийся и в сравнении с Иваном «почти вовсе необразованный».

История Павла Смердякова, убогого сироты, которому всё детство воспитатели внушали, что он не человек, а изверг и завелся из банной мокроты, была особенно поучительна. Он рос дикарем, без благодати и благодарности, вешал кошек и хоронил с почестями, был бит за это розгами, и в двенадцать лет получил  пощечину  на  первом  же  уроке  Священной  истории.

«Мальчик вынес пощечину, не возразив ни слова, но забился опять в угол на несколько дней. Как раз случилось так, что через неделю у него объявилась падучая болезнь в первый раз в жизни, не покидавшая его потом во всю жизнь».

Меж тем вопрос малолетнего сироты («Свет создал Господь Бог в первый день, а солнце, луну и звезды на четвертый день. Откуда же свет-то сиял в первый день?») имел самое законное основание, и только косная педагогика на такие вопросы привыкла отвечать побоями. Не потому ли верующих образованных людей в романе, кроме автора, не оказалось?

Православная вера и светское образование трагически расходились и в мире романа, и в реальной действительности. Монастырь и миряне разделены непониманием и неуважением — об этом с горечью говорит Зосима. Светские люди не доверяют монастырю и его обитателям, считая слово «инок» едва ли не бранным, монастырь же смотрит на мирян с еще бо'льшим осуждением: «Живут лишь для зависти друг другу, для плотоугодия и чванства... У тех, которые небогаты, то же самое видим, а у бедных неутоление потребностей и зависть пока заглушаются пьянством. Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут».

Состояние мира в «Братьях Карамазовых» катастрофически тревожно, и пламя растления идет сверху. «Верхние» хотят устроиться справедливо и по науке, но, отвергнув Христа, кончат тем, что «зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь». Поучения Зосимы полны мрачных предчувствий: «кротким и смиренным» противостоят «умные и образованные»; мирного выхода из этого столкновения не видно. Светское образование, как будто и цивилизуя простолюдина, подрывает его нравственные основы. Религиозное же просвещение крайне поверхностно, вызывает насмешливое отрицание и лишь «ускоряет человека в неверии».

Достоевский мечтал о синтезе европейского образования и истинного духовного просвещения, надеялся, что русская интеллигенция облечет народную истину в научное слово. Он мечтал о слиянии сословий, когда «свои в первый раз узнают своих», но сознавал, насколько это трудно. «Попробуйте заговорить [о вере и народности]: или съедят, или сочтут за изменника». Идеальный христианин старец Зосима надеялся, что «народ встретит атеиста и поборет его, и станет единая православная Русь», но роман обнажал не гармонию единства, а трагедию противоборства.

В узком пространстве «Братьев Карамазовых» (место действия романа — русский уездный городок, вроде Старой Руссы или Козельска), как показывал Достоевский, накоплен опыт огромной разрушительной силы: опыт недоверия вере другого как знак вражды и ненависти. Недоверие проникает во все сферы жизни и прежде всего в семью Карамазовых, из которой удалена стихия материнства; отец и сыновья ненавидят и боятся друг друга, подозревая друг у друга камень за пазухой или нож за голенищем. Карамазов-отец жалуется Алеше, что Ивана боится больше, чем Митю; Митя же действительно может схватить старика за космы, дернуть и с грохотом ударить об пол, два или три раза стукнуть лежачего каблуком по лицу, со словами: «Так ему и надо!.. А не убил, так еще приду убить. Не устережете!.. Не раскаиваюсь за твою кровь! Берегись, старик... Проклинаю тебя сам и отрекаюсь от тебя совсем...»