Достоевский

Февральский номер «Эпохи» с рассказом Достоевского «Крокодил» (несправедливо истолкованный как аллегория, где осмеяна трагическая судьба Чернышевского, так что и спустя годы Ф. М. будет отвергать обвинение, будто он, бывший ссыльный и каторжный, написал на другого «несчастного» зловредный пасквиль) оказался последним. «Многие неблагоприятные обстоятельства… заставляют нас прекратить в настоящее время выпуск нашего журнала, а вместе с тем и продолжающуюся на него подписку. Мы вошли в соглашение с издателем “Библиотеки для чтения”, и он принял на себя высылать всем согласным на то подписчикам нашим, вместо нашего журнала, свой журнал, со всеми его приложениями, вплоть до конца нынешнего года», — значилось в объявлении от издателей «Эпохи» (спустя десятилетия П. Д. Боборыкин вспомнит вечер, когда в тесной квартире Достоевского они обсуждали соглашение, и Ф. М. «говорил очень толково, на деловую тему, своим тихим, нутряным и немножко как бы надорванным голосом»⁵³). Но и «Библиотека для чтения» не смогла выполнить соглашение: она прекратилась в то самое время, когда объявление «Эпохи» появилось в печати.

После долгих, но безрезультатных попыток продлить жизнь

«Эпохи», после раздачи кредиторам векселей на огромные суммы, после необходимых выплат, на которые ушли все подписные деньги, Достоевский сдался: в ситуации журнального кризиса, когда подписка едва ли не везде убавилась наполовину, оказалось невозможным даже на самых выгодных условиях найти компаньона. «Я слышала, — писала Е. В. Салиас де Турнемир своей близкой приятельнице А. П. Сусловой 16 мая 1865 года, — что “Эпоха” Достоевского приказала долго жить, что “Современное слово”, “Отечественные записки”, “Библиотека” при последнем издыхании… Говорят, что Достоевский собрал своих сотрудников и, как прилично честному человеку, заплатил все долги, возвышавшиеся до 40 т. сер. и закрыл журнал. Все это весьма печально»⁵⁴.

Но и это была еще не вся печаль. «На мне… до 10 000 вексельного долгу и 5000 на честное слово» — так обстояли дела весной 1865 года, и Ф. М. писал Врангелю, что охотно бы пошел опять в каторгу на столько же лет, чтобы уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. Права на собрание его сочинений были давно заложены — на выкуп требовалось две тысячи рублей, так что, когда он вновь обратился к Литературному фонду с просьбой о 600 рублях, предложить в обеспечение займа, кроме честного слова, было нечего.

«Известному романисту Достоевскому выдано 600 руб. для уплаты срочных долгов, которые он принял на себя после смерти издателя и редактора журналов “Время” и “Эпоха” и за которые он должен был подвергнуться тюремному заключению, что лишило бы его возможности, при его болезненном состоянии, продолжить литературные занятия и рассчитаться с долгами»⁵⁵ — этой записью в отчете Литературного фонда от 7 июня 1865 года был подведен печальный итог недолгому благополучию Достоевского при его вторичном вступлении на литературное поприще. «Теперь опять начну писать роман изпод палки, то есть из нужды, наскоро. Он выйдет эффектен, но того ли мне надобно! Работа из нужды, из денег задавила и съела меня» — этими словами из письма Врангелю начинал Достоевский свой путь к «Преступлению и наказанию».

Положение, однако, было много хуже и унизительнее, чем Ф. М. предполагал. Работу из-под палки, которую он заранее ненавидел, необходимо было еще получить: печатаясь в своих журналах почти пять лет, он отвык предлагаться другим редакциям и зависеть от них. Теперь нужно было в третий раз все начинать заново — кроме писательского имени, у него не было никакого тыла, а гигантские долги и шлейф прогоревшего предпринимателя вынуждали к срочным поискам работодателей, тем более что никто не торопился беспокоить его заказом на роман или повесть.

Сразу после получения денег в Литературном фонде Достоевский встретился с редактором «Отечественных записок» и после краткого разговора письменно изложил просьбу — именно так он назвал свое предложение написать для журнала роман.

«1) Я прошу 3000 руб. теперь же, вперед за роман, который обязуюсь формально доставить в редакцию “Отечественных записок” не позже первых чисел начала октября нынешнего года.

2) На случай моей смерти или на случай не доставления в срок рукописи романа в редакцию “Отечественных записок” представляю в заклад полное и всегдашнее право на издание всех моих сочинений, равномерно право их продать, заложить, одним словом, поступить с ними как с полною собственностью».