Доставить живым или мертвым

Воропаев, сбросив с трактора трос, стал разворачиваться. У железобетонной глыбы его уже ждали молдаванин и тщедушный Изотов.

На всю работу ушло несколько минут. Но возвращаться на стройку Воропаев не спешил. Он сошел с трактора и сходил в туалет -- сохранившийся в полуразрушенной казарме и приведенный Николеску в порядок. Потом он отправился попить, а перед дорогой выкурил две сигареты.

Возвращаясь на стройплощадку, он думал о своем Подмосковье, ибо там, где он жил, были точно такие же заросли ивняка и такая же разбитая дорога. Ему жаждуще захотелось пройтись по той дороге и полежать на ее мягких откосах. От мысли, что все уже отрезано навсегда и нет ни малейших шансов восстановить прежнюю жизнь, его обдало жаром. Он нажимал на газ и старенький трактор, тарахтя и подпрыгивая на выбоинах, как будто просил пощады, демонстрируя всю свою уязвимость и дряхлость сердца...

В одиннадцать тридцать пять он въехал в ворота объекта Ахтырцева. Заглушив мотор, он отправился в вагончик, однако тот был пуст. На выходе он остановился возле панелей и пошарил рукой в тайничке, где накануне оставил сетку с бутылками, но ее там не оказалось. Он даже встал на колено, нагнулся, чтобы поглубже просунуть руку, но -- тщетно. И эта маленькая неувязка омрачило его. Ему стало казаться, что за ним наблюдают со всех сторон. Исподлобья, насколько хватало угла зрения, он обвел пространство взглядом, но не увидел ничего подозрительного. Двое рабочих сгружали с МАЗов кирпичи, экскаватор с монотонным скрежетом ковша рыл котлован. Воропаев повернулся и направился в сторону проезжей части улицы. Однако на остановку автобуса не пошел. Смешался с прохожими и не спеша направился в сторону городской окраины.

Шел напрямки по лесопарковой зоне, ориентируясь по шумам, доносившимся от шоссе. Он шел и думал, как год назад его захомутали в селе Самашки. Он находился в кабине газика, трое омоновцев, которых он вез на блокпост менять смену, вышли, чтобы попить у самотечной трубы. Они направились вправо, а с левой стороны тянулся забор с предупреждающими надписями "Осторожно! Заминировано!" Он даже не видел, как две доски отошли в сторону и в них куницами проскользнули люди в масках. Он только почувствовал на щеке холодок от ствола автомата, а через секунду его буквально выдернули из машины и поволокли через дырку в заборе. Он слышал как совсем рядом кричали и звали его товарищи, услышал автоматную очередь и увидел отщепки отлетевшие от телеграфного столба. Но его волокли и волокли, как волчица в зубах волочит своих щенков -- за загривок, не щадя и не обращая внимания на скулеж. Ей надо их спрятать. В подвале разрушенного дома Олегу завязали глаза, заклеили рот и со связанными руками оставили на ночь. Он слышал шорохи, стрельбу и один мощный взрыв, но его никто не трогал и никто с ним не говорил. Сколько прошло времени, он не знал.

Видимо, от пыли и плесени ему заложило нос и он задыхался, не имея возможности дышать через рот. И, наверное, умер бы от асфиксии, если бы под утро его не увели из подвала. Его куда-то везли, это чувствовалось по тряске и шуму автомобильного движка. Потом из машины его вытащили и положили поперек лошади: он ощущал специфический запах конского пота и слышал четкий стук копыт. По спине, по голове его гладили тугие ветки кизила и он понял, что его привезли в горы

Допрашивал его бородатый человек, говорящий с акцентом. Возможно, это был чеченец, а возможно, дагестанец, который начал с вопроса:

-- Сколько ты убил наших людей?

Воропаев молчал, у него от сухости распух язык, а на деснах образовался соляной налет. Он не мог говорить, что допрашивающим было воспринято, как нежелание общаться. Бородатый ударил его кулаком в лоб и Олег потерял сознание. Придя в чувство, как во сне, услышал тот же вопрос: "Сколько ты убил наших людей"? Понимая, что этот вопрос может быть последними звуками, которые он услышит в жизни, он промычал "не--ее...", и мотнул головой. Стоящий поблизости молодой моджахед, перепоясанный пулеметными лентами, хихикнул: "Врет, шакал!"

-- Нет! -- неожиданно громко для себя выкрикнул Воропаев. -- Нет, я шофер...У меня не было даже оружия...

-- Куда ехал? Кто был в машине?

И посыпались вопрос за вопросом. Он попросил пить и молодой моджахед протянул ему чеченский, изогнутый в талии, кувшин. Олег алкал воду, как умирающая от жажды собака, и думал, что никогда не напьется. Вода заливалась за воротник, холодила грудь и он при этом напряженно искал варианты ответа на последний вопрос: "Как зовут командира и где находится часть?" Но ему всегда внушали, что лучше умереть, чем выдать врагу дислокацию части. Кто-то ударил по кувшину и его края едва не выкрошили ему зубы. Из рассеченной губы потекла кровь.

-- Не знаю, я водитель... Мне не нужно было знать...-- но он не договорил и новый удар в лоб выключил его сознание.