Доставить живым или мертвым

Когда Сайгак уже поднимался с места, вдогонку ему Шторм бросил: "Если, не дай Бог, больше не увидимся, обними Виктора и скажи ему, что батя его очень любил..."

Вихри от вертолетных винтов продолжали бушевать в предутренних кустарниках.

-- Пусть все усядутся и тогда...-- полковник вытащил из подсумка еще одну гранату и положил рядом с автоматом. -- У тебя заряжено? -- спросил он, имея в виду подствольный гранатомет.

Путин кивнул.

-- Тогда в два смычка сыграем эту увертюру, -- в голосе Шторма слышалось не то бравурность, не то непроизвольное желание как-то подбодрить своего президента. -- Я бью в винт, а ты постарайся засадить в брюхо...

Путин опять кивнул. Хотелось спросить -- куда Шторм отправил Сайгака, но тут их отвлекли.

Сначала хотели занесли в вертолет носилки, но человек, соскочивший с него на землю, отметающими жестами дал понять, что до них еще не дошла очередь. Носилки поставили на землю и несшие их люди стали наблюдать, как медленно, словно речь шла о фарфоровой статуэтке, в вертолет стали вводить Эмира. Ему надо было преодолеть три ступеньки, сброшенной с борта лестницы и, видимо, эти три ступени были для него настоящим Эверестом. Его поддерживали под руки, но входя в дверь, автомат одного из сопровождавших боевиков зацепился за корпус вертолета, не позволяя войти во внутрь. Стоящий внизу человек, из тех, которые сопровождали носилки, поспешно поднялся и высвободил зацепившийся ствол. Когда боевик спустился обратно на землю, случилось непредвиденное: из вертолета возник короткий трассер и двое у носилок, словно подкошенные, упали возле них.

-- Барс, сволота, кажется, уносит ноги, бросает своих союзничков...А вот он и сам, -- и действительно из темноты, низко пригнувшись, придерживая рукой на голове берет, показался Барс. За ним -- двое с большими баулами. Барс остановился у вертолета и подождал пока груз занесли во внутрь. И вновь в дверном проеме появился человек и стал что-то жестами объяснять Барсу. Но тот тоже замахал руками и, выхватив из поясной кобуры пистолет, наставил его на стоящего в дверях. Однако это не помогло: людей Барса постигла судьба тех двоих, оставшихся лежать у носилок...Из-за спины стоявшего в дверях бородача, кто-то дважды выстрелил и двое приближенных Барса тут же уткнулись носами в землю. Человек подал Барсу руку и тот, засунув пистолет за пояс, принял помощь и залез в вертолет...

Шторм, встав на колено, прицелился. То же самое сделал и Путин -- через прорезь прицела нашел нижний обвод вертолета и указательный палец на казеннике гранатомета медленно заскользил к спусковому крючку.

Вертолет, набирая обороты, задрожал, его хвост вздернулся вверх и было очевидно, что груз в нем неподъемный. Однако через силу винты преобороли таки земное притяжение, машина еще больше завибрировала и как будто начала отрываться. И в эти напряженные секунды, произошло непредвиденное: что-то сверкнуло с той стороны, откуда пришел Барс, прочертило предутреннее пространство и огненно соприкоснулось с вертолетом. Рвануло. Винты хаотично заплелись и, подчиняясь центробежной силе, тяжело рухнули на землю и несколько метров своими острыми ребрами гибельно скребли землю. Вторая граната, пущенная с несколько смещенного угла, клюнула дюралевый бок вертолета и к небу взметнулся гигантский стог огня и того, из чего состоял и что в себе таил геликоптер...

Носилки взрывной волной подняло и, как осенний лист, протянуло метров на двадцать в сторону ущелья. Человек, лежащий на них, вывалился на землю и остался лежать лицом вниз. Но несколькими мгновениями раньше, Шторм, сорвавшись с места, сделал в сторону президента немыслимый прыжок и отгородил его от огня и осколков пораженного насмерть вертолета...

Их тащило вместе несколько метров по земле, пока сознание не погасло. Когда Путин снова открыл глаза, увидел спокойное пламя и россыпь огненных очагов -- это горели островки разбрызгавшегося керосина.

Он огляделся, но никого рядом с собой не обнаружил. Он еще не понимал, что на какое-то время потерял сознание и времени прошло больше, чем ему казалось. Он хотел позвать Шторма, но язык не повиновался. И ноги, когда он попытался встать, тоже не подчинились. Пополз, но двигаться мешали карманы и то, что в них было. Перевернувшись на спину, он какое-то время так и лежал, вперившись пустым взглядом в небо. И его губы помимо воли стали произносить то, что болезненно подсовывала память: "Сверх меры мир в пространстве небосвода, запасы света в дальних закромах. Как странно нам величие исхода, но как близки прощание и страх! Звезда упала. На устах у всех за нею вслед желанье просияло: что истекло и что нашло начало? Кто провинился? Чей искуплен грех?" (Рильке "Ночное небо и звездопад").