Доспехи бога

Впрочем, им, добровольным узникам тесных келий, довольно окажется одного лишь названия; им не будет дела ни до этой застланной ковром шелковистых трав земли, ни до этого нежно-розового, стремительно желтеющего солнца, встающего в молочном тумане, ни до этих исподволь пронизывающих порывов ветра со стороны далеких черных гор; им не дано будет увидеть воочию, как, повинуясь вскрику трубы, скачут на левый фланг могучие иммакуны, плавно выбрасывая мохнатые ноги, всплескивая вычесанными хвостами, как плывут над пешим множеством всадники в доспехах из бычьих копыт, как вьются поверх лат золотистые плащи и взблескивают, скользя по металлу, отсветы незлого утреннего солнца…

Горе им, летописцам, ибо им не будет дела до всего этого.

…Дым жизни, пыль суеты – их нет. Словам нет места на этом поле, когда войска уже выведены, когда тысячи мужчин, не спеша и не медля, выстраиваются в боевые порядки, когда храбрый глядит вперед, мудрый – в себя, а робкий – по сторонам, но никто не решается взглянуть назад; когда уже нечего покупать и не с кем договариваться; сила и мужество – только они остаются в этом мире один на один с тобой, с этим зеленым, еще не тронутым простором и с этим радостным солнцем.

Умолкают рожки и трубы.

Стихает, сминается говор в строю; копьеносцы, стоящие в первых, обреченных шеренгах, покрепче перехватили древки; тишина – только гудят туго натянутые канаты где-то далеко позади, где, скрипя осями, разворачиваются камнеметы.

Еще до заката Вечный рассудит всех.

…Императору хотелось смеяться и плакать.

Ни отцу его, ни деду, ни даже прадеду не доводилось выставлять в поле такого войска. Разве что легендарному Ваагу Кроткому удалось однажды созвать под свой стяг не меньшую рать – в дни, когда через южный рубеж хлынули орды барбароев…

– Это невероятно, господа! – негромко сказал владыка.

По свите пробежал шепоток. Магистр сдержанно кивнул:

– Да, государь!

Зрелище и впрямь внушало трепет.

Ровными рядами выстроилось рыцарство Империи, тысячи всадников, чьи имена занесены в Бархатные книги семи провинций – от сиятельного эрра, закованного в зеркальную бронь, и до захудалого знаменного в многократно чиненной кольчужке.

Все гербы, все стяги и все цвета перемешались на флангах.

А в центре высеченным из базальта квадратом замерла пехота: дружинники эрров и знаменных, затянутые в камзолы замковых цветов, пестро наряженные кнехты из горного Маарваара, орденские послушники в фиолетовых военных рясах…

Сила воистину несокрушимая.

Всесокрушающая.

Но и вилланская рать, расплывчатая в медленно испаряющемся тумане, густилась, словно серая туча, ощетинившаяся ровными рядами склоненных пик и рогатин. Два с лишним месяца непрерывных боев кое-чему научили вчерашнее быдло.

– У них намного больше пехоты. Но пехота – мясо. Дело сделает конница. – Сквозь щель забрала голос крючконосого дан-Ррахва глух, неузнаваем. – Для меня, любезный Ллиэль, честь атаковать вместе с вами.

– Пойдете, когда я подниму синий вымпел, не раньше, – прогудел сквозь решетку шлема владетель Каданги. – Но и не позже. И да поможет нам Вечный!

Всхлипнул, зашелестел над головами шелк имперского штандарта.

– Позволите начинать, государь? – учтиво спросил магистр.

…И началось.

Оскалившись клыками копий, валкой хлынцой тронулись с места первые хоругви.

– За мно-о-ой!

Ах, как стелется небо! Плещется лоснящаяся грива Баго; стоном, гудом отзывается земля. Гулкой волной идут железные истуканы, рыцари отважной Каданги, разметались на ветру гривы иммакунов, травяная подстилка, припушенная искорками испаряющейся росы, мягко отдается в стременах.

Мощно летит лава, кадангский эрр, не глядя, чувствует ее слитный порыв; набрав разгон на пологом косогоре, всадники выкатываются в ровную степь. Уже ничто не способно задержать их, и нежно ноет плечо, предвкушая сладость первого удара…

Но есть умные головы и среди бунтарей.

Надвое раскалывается пеший строй, выпуская в поле ораву конных; берут они с места скорой рысью, целясь в левый фланг атакующим. На поток бурой грязи похожа мятежная конница, но крепки в седлах всадники, уверенно держат изготовленные к атаке копья, а с облупившихся щитов скалятся гербовые звери!

Нищие рыцари, бродячие рыцари, разбойные рыцари – лишенные наследства, промотавшие имения, изгнанные вельможными соседями… им нечего терять, кроме никчемной жизни, единственная мечта их – отомстить эррам, могучим и вельможным, отнявшим родовые усадьбы… и потому весело, с гиканьем летит кавалерия Багряного наперерез кадангисам, убивать и умирать.

…Не человечьим, звериным чутьем почуял Ллиэль дан-Каданга угрозу: вон он, впереди и слева – высокий рыцарь в древних, отделанных бронзой доспехах; лошадь добрая, светло-серая; судя по всему – вожак…

Дурея от шпор и гуда земли, рвется из-под седла Баго…

Серый иноходец под войлочной попоной нарастает, оторвавшись от своих корпусов на десять. Мелькают мохнатые коричневые бабки. На развернутом к стычке щите – двуглавый изюбрь, герб Буппельмурра, покоренного некогда покойным батюшкой, Ллиэлем-старшим. Этот не отступит, это – враг кровный…