Досье беглеца

Библиотека Соболевского осталась на хранение Ивану Киреевскому, но Пушкин продолжал брать оттуда книги, о чем Киреевский уведомлял хозяина. По отъезде они с Пушкиным друг другу не писали, и в этом тоже можно подразумевать сговор. Но в письмах общим знакомым Сергей Александрович то и дело наводил справки о поэте. Из Флоренеции Соболевский просит Киреевского: "Скажи Пушкину, что я пришлю ему 200 бутылок Aliatico на следующих условиях: 1) он мне напишет восемь страниц сплетен своего сердца; 2) известит меня о здоровье Людмилки, Анны Петровны и Лизы; 3) назначит мне, к кому адресовать в Петербург; 4) заплатит мне 250 рублей, ибо Aliatico здесь не более 125 centimes il fiasco (125 сантимов за бутылку.- Ю.Д.); 5) пересылку выплатит, но это, впрочем, вздор, как и пошлина. Не могу не похвалиться Флоренцией. Я везде принят, как старый знакомый, всюду позван и, вероятно, через три дня буду давно и всюду забыт при отъезде, ибо Флоренция - трактир Италии".

Весь этот вздор, как Соболевский сам пояснил, нужен был ему, чтобы затуманить в письме, идущем через перлюстрацию, кое-какие важные детали. "Прошу тебя,- продолжает он,- написать больше о Пушкине, как и когда приехал, где и как жил, в кого влюблялся и когда едет". Неужели для Соболевского могло быть важным, когда Пушкин едет на Кавказ, если бы за Кавказом не последовала поездка к нему в Италию? Первым на эти слова в нетрадиционном ракурсе обратил внимание К.Черный: "Когда едет? Это означало: когда Пушкин будет бежать за границу". Разумеется, бежать - ведь в легальном выезде ему отказано.

Киреевский, издатель журнала "Европеец", был, по-видимому, в курсе планов Пушкина с Соболевским. Во всяком случае в ответном письме Киреевский отвечал насчет Пушкина столь же непонятно: "Такого мозгу, кажется, не вмещает уже ни один русский череп, по крайней мере, ни один из ощупанных мною". Ум Пушкина перерос Россию - так, пожалуй, мог Соболевский истолковать намек Киреевского.

А Россия ведет в это время сперва персидскую, а затем турецкую кампании. Поняв, что разрешения ему не дождаться, Пушкин решает ехать в том направлении самовольно.

Примерно в марте или апреле 1829 года он пишет повинную записку Ивану Алексеевичу Яковлеву, которому проиграл он в карты 6000 рублей. "Ты едешь на днях, а я все еще в долгу. Должники мои мне не платят, и дай Бог, чтоб они вовсе не были банкроты, а я (между нами) проиграл уже около 20 т. Во всяком случае ты первый получишь свои деньги. Надеюсь еще их заплатить перед твоим отъездом".

Как видим, они "на ты". Двадцатичетырехлетний Иван Яковлев, с которым Пушкин сходится в этот период, был правнуком известного богача и фабриканта Саввы Собакина. Наследник сказочных богатств: земель, горных и железоделательных заводов, домов в Петербурге - Яковлев широко жил и азартно играл. Пиры, праздники, сопровождавшиеся выходками, о которых говорил весь Петербург, видимо, опостылели молодому человеку, и он стал собираться на жительство в Европу, что вскоре, как пишет Пушкин в цитированном выше письме, осуществил. В Париже он провел двадцать лет, сохранив тот же образ жизни и шокируя парижан.

Пушкин играл в это время в карты действительно много. В 1829 году он проиграл 24800 рублей и долг уплатил с трудом в 1831 году. Однако между Пушкиным и Яковлевым в 29-м году были, как мы сейчас увидим, помимо карт, переговоры, связанные с выездом поэта за границу. Об этом есть свидетельства, хотя и скупые, с провалом во времени.

Яковлев благополучно отбыл в Париж, откуда, не имея никакой информации о Пушкине и не дождавшись его, просил общего знакомого Николая Муханова, служившего адъютантом петербургского генерал-губернатора, передать Пушкину, что об их договоренности Яковлев не забыл. "Благодарю за несколько слов о Пушкине,- говорится в письме Яковлева Муханову.- Если он не уехал в деревню на зиму, то кланяйтесь поэту-герою. Он чуть ли не должен получить отсюда небольшого приглашения анонимного. Дойдет ли до него? А не худо было бы ему потрудиться пожаловать, куда зовут. Помнит ли он прошедшее? Кто занял два опустевшие места на некотором большом диване в некотором переулке? Кто держит известные его предложения и внимает погребальному звуку, проводимому его засученною рукою по ломберному столу?".

Все это письмо зашифровано. Намеки представляются очень важными, поскольку все связаны с выездом Пушкина, но не очень ясны. Не понятно, что это за анонимное приглашение, которое было послано (иначе бы ни к чему было и беспокойство). Получил ли его Пушкин? Приглашения поэт, по-видимому, не получил, значит, оно было перехвачено. Напоминая о прошедшем, Яковлев вряд ли имеет в виду пушкинский долг. Человек деликатный и тактичный, да к тому же невероятно богатый, он не стал бы намекать на какие-то шесть тысяч рублей.