Дороже всякого золота

А того лучше самоход по Волге пустить. По берегу Оки стучат топорики. Строят суда работные люди. В городе ткут для них паруса. Ветер лучше весел судно гонит. Но бывает по нескольку дней тишина на реке. Виснут паруса, как крылья у подбитой птицы. Встал Иван из-за верстака. На полке модель судна-парусника. Сам когда-то строил. Парил еловые планки, чтобы изогнуть. Пазы паклей протыкал, потом смолил весь корпус. Добился: капли воды не пропускает. Снял Иван парусник с полки, поставил на верстак перед собой. Колесо по одному борту, колесо — по другому. Ясно представил. Колотятся лопасти по воде, толкают судно. Но чем вращать колеса? Подпер Иван лоб рукой, думает. Всякое в голову лезет: коней гонять на судне по кругу либо ворот с рукоятками установить. А если вперед судна легкие крапивинские ботники гонять? Завезут якорь и кинут. С судна выбирать его будут. Канат натянется, и пойдет посудина против течения. Но опять, чтобы выбирать канаты, силу какую-то нужно. В пору бы течение запрячь, но как?

Отломил Иван одну мачту, вторую.

— Зачем игрушку испортил? — В дверях Хурхом. Под глазом синячище.

— Кто это тебя?

— Пустяки! На Нижнем базаре. Вот тебе чего принес. — Хурхом пальцами залез к себе в рот.

— Зуб, что ли?

— Не, зубы все целые.

Довольный Хурхом протянул на ладони что-то металлическое с горошину.

— Гляди через стекло, которым от солнца прикуривали.

Через минуту Иван забыл и о самоходных судах, и о шестеренках для часов. Перед ним был действующий замок с ключами. Кулибин не мог оторваться.

— Ну и работа!

Хурхом зачерпнул ковшиком воды из кадушки. Выпил. Остатками смочил замусоленную тряпицу и приложил ее к синяку.

— Из села Павлова. Крепостные графа Шереметева. Тимоша говорит: в каждом доме там мастер.

5

Шумно на базаре. Куда ни повернись — бурлаки. Перемаялись долгую зимушку, перебились с корки на воду. Бурлак как медведь: зимой не слыхать, не видать, а пришла весна — объявился. Теперь надо повыгоднее продать себя на путину.

— Подходи, купец, подходи, молодец! Не постою в ряде, не будешь в накладе.

Тощий бурлак с опаленной бородой ломает подкову — силу показывает. Сломать ее ничего не стоит, потому что она надпилена. «Силач» тянется к степенным толстосумам.

— Господа хорошие, при надобности зубами пять пудов подниму. Прикажите из лабаза пятерик муки доставить.

Пятипудового мешка нет, и никто не собирается его доставлять.

— Разлюбезные, куда артели без песни! — предлагает свои услуги другой бурлак.

Хурхом подрядился на микулинскую «Евлампию Марковну». Он натянул на голову войлочную шляпу, за тесемку заткнул деревянную ложку — признак, что бурлак нанят.

«Евлампия» ушла на рассвете. Иван провожал ее с откоса. Рядом стоял Лешка Пятериков, сын Молчуна. Уши вразлет, вихры торчком.

— Вниз под парусами пошли, горного берега держатся — там течение шибче, — сказал Лешка.

— Вниз-то вода отнесет, а вот обратно, — вздохнул Иван. — Слышал ты, Алексей, сказку про ковер-самолет?

— Нет, — покачал головой Лешка, — Тимоша про такое не говорил.

— Сказывают, будто есть на свете ковер-самолет, на нем за тридевять земель можно улететь. А вот судна-самохода пока нет.

— А если его сделать? — осторожно спросил Лешка.

Иван улыбнулся:

— Подрастешь — тогда и сделаем.

— Я большой уже. Мамкины опорки не налезают.

— Ну, тогда в самую пору и начинать, только прежде часы с кукушкой наладим. Пусть они нам время показывают.

Вырезая детали для будущих часов, Иван все больше испытывал радость. Еще вчера в его руках был кусок дерева, а сегодня часть часов. Значит, его руки могут творить. А творить есть что. Пока люди в совершенстве владеют только двумя механизмами — воротом и вагой. Ворот помогает поднимать якоря на судах, черпать воду из колодцев, строить дома. А вага — всесильный рычаг. Разве можно себе представить Волгу без этого инструмента? Валят лес. Как сбросить тяжелые кряжи на воду для сплава? Вагой. Как подать бревна на пильную мельницу? Опять без рычага не обойтись. Оттолкнуть ли судно от берега, помочь ли телегу вытащить из ухаба. Во всем рычаг — первый помощник. На службе у людей и вода. Она крутит жернова мукомольных мельниц, «перетирает» бревна на пильных мельницах. А водяные колеса можно применять при кручении канатов, в ткацком деле.

И еще одно уяснил для себя Иван Кулибин, работая над ходовой частью часов. Приятно, конечно, точную копию с чего-то сделать, но несравненное удовольствие получишь, когда свое, оригинальное удумаешь. Расписал циферблат по-своему. Пустяк. А ведь ни у кого такого, целый свет пройди.

Как только ушел Хурхом на «Евлампии», редко выходил Иван в город.

Отец сначала бранился, потом потрясал сыромятным ремнем, но в конце концов плюнул: в семье не без урода. Оставил в покое сына. Пусть своими игрушками забавляется. А Ивану только этого и надо: сиди работай, никто тебя не отрывает от дела. Разве что мать зайдет иногда тайком в чулан, прижмет к груди белокурую голову сына и уронит слезу на мягкие льняные волосы.