Однажды Саммерс, выслушав поток её обид и жалоб, усадил её вот в это самое кресло и объяснил, что она при желании может затребовать полную кибернетизацию. Стать с ног до головы закованной в металл и расстаться почти со всеми недостатками человеческого тела. И Тами сказал, мягко взяв её руками за плечи: «Но ты – такая, какая ты есть сейчас, ты нужна, чтобы остальные помнили: они тоже люди. Им нужно о ком-то заботиться… Хотя в нашей обстановочке это выражается в том, что вы ругаетесь, на чём свет стоит, и ты ловко прячешься за спиной у Геракла или Гефеста в поисках защиты. Или в том, что кто-то из эсков носит тебя на руках, когда надо пробежаться на десяток километров».
Она тогда смутилась и обозвала Саммерса дураком. Он только улыбнулся в ответ. И только спустя пару лет несения скучной службы в «Крепости» она поняла, как был прав глава биотехников: её уязвимость на фоне прочих киборгов странным образом сплочала команду. Особенно на фоне зловещей непонятной Полночи…
Ариадну отвлекло от размышлений какое-то прикосновение. Она скосила глаза вниз и обомлела: Саммерс пытался вскрыть заветную секцию на её поясе.
– Сдурел, что ли?! – воскликнула лейтенант и отвесила ему подзатыльник. На счастье биотехника, живой рукой. – Куда лапы тянешь?!
– Вот ведь жадюга! – охнул Тами, потирая затылок. – Что тебе, одного леденца для друга жалко?!
– А просто попросить не мог?! – огрызнулась лейтенант, неудержимо краснея. – Чё руки-то сразу распускать?!
– У тебя допросишь, – буркнул Саммерс, пригладил курчавые свои волосы и смерил Ариадну ехидным взглядом. – Что это ты краснеть надумала? Решила, что я тобою прельстился?! Может, мне пойти еще к рефрижератору поприставать?!
– Да я тебе!.. – Ариадна замахнулась снова, на этот раз одной из механических рук. Биотехник извернулся в кресле так, чтобы отбрыкиваться ногами.
– Отставить, – лязгнула короткая команда, и лейтенант поспешно вытянулась перед бесшумно подошедшей Полночью. – Что здесь происходит?
– Да так, дискуссия на тему скопидомства некоторых, – отозвался Саммерс, занимая подобающее сидячее положение, и ехидно добавил: – А так же о вреде сладкого и влиянии конфет на появление лишнего веса!
– Ты у меня… – начала было Ариадна и прикусила язык, когда Полночь зыркнула на неё полыхнувшими алым глазами. При этом с губ калики не сходила её обычная улыбка, от которой, как верно заметил Орионис, у прочих киборгов что-нибудь замкнуть норовило.
– Итак, доктор Тами, Вы упрямо отказываетесь проводить глобальную кибернетизацию, не смотря на все мои доводы, – мягко обратилась к биотехнику Полночь. – Почему?
– Я уже приводил тебе контрдоводы, – слегка дрогнувшим голосом ответил биотехник; мало, кто спокойно переносил пристальный взгляд калики. – Она преступник, это раз. Во-вторых, я не могу без ее личного согласия проводить
– Не надо, Самми, болтать мне о законе, – почти ласково произнесла калика, низко склонившись к уху человека. – Мы тут все
– Н-нет, – пролепетал Саммерс Тами, сжав пальцы в кулаки так, что костяшки побелели.
– Итак, никто, включая всю поисковую экспедицию и нашего коменданта, нигде не отметил, что Беатрис Айсхарт выжила, – продолжила Полночь, другой рукой играя с особо непослушным локоном на затылке мужчины. – А кто в этом реанимационном цилиндре? Скорее труп, и это твои же слова.
– Д-да, Полночь, это и есть основная трудность. – Саммерс постарался вернуть голосу твёрдость, хотя по щеке сбежала капелька пота. – Я не могу приживить ей имплантаты, а затем оснастить и адаптировать. У неё фактически отсутствуют ноги, уцелела одна рука, уж про торс я промолчу. С поддержкой системы жизнеобеспечения, функционируют только сердце и одно легкое. И постоянная тканевая подпитка, чтобы не началось разложение оставшихся органов и мышц, и переливание крови! Она – «овощ», понимаешь? – Тут он взглянул на калику, прямо в светящиеся золотисто-алым глаза. – Если я отключу ее хотя бы на пару минут от всей этой аппаратуры: всё, крышка. Она не сможет сама дышать. Ты и без меня знаешь, что кибернетизация должна проводиться на физически сильном, выносливом теле.
– Она выжила и протянула восемнадцать часов, – тихо и с какой-то жуткой интонацией сказала Полночь. Ее глаза сузились, превратившись в две алые щели на нечеловечески красивом лице.