Дорогой отцов

Сталинград становился судьбой Отчизны. Гроза надвигалась с юга. Не проходило дня, чтобы в городе не объявлялись воздушные тревоги, не проходило ночи, чтобы сонных детей не поднимали с теплых постелей, и матери, задыхаясь от страха, торопились в бомбоубежища, сдергивая с гвоздя заранее приготовленные узелки с хлебом и водой.

В истребительной авиадивизии телефонные провода редко когда оставались свободными. В боевые журналы полков и эскадрилий все больше вносилось записей о воздушных стычках; потери в людях и машинах день ото дня возрастали. Воздушное патрулирование промышленных гигантов, железнодорожных узлов и волжского фарватера с каждым днем усложнялось. Командир дивизии, молодой подполковник, Герой Советского Союза Красноюрченко, перелетая из полка в полк, проверял состояние боевой подготовки личного состава. Утром начальник штаба доложил комдиву, что противник бомбил самый южный аэродром. Красноюрченко сердито насупился.

— Адъютант, машину! — крикнул он. — Прикажите подготовить самолет к полету!

— Есть передать приказание.

Красноюрченко вышел на улицу. Ему подали автомашину.

— На центральный аэродром, — кинул он шоферу.

Обстоятельства налета на аэродром были не совсем ясны. Командир полка мог кое-что недосказать, кое о чем умолчать. На аэродроме командир авиационного полка майор Каменщиков доложил, что самолет к полету готов. Красноюрченко легко и быстро влез в кабину своего истребителя. О вылете комдива тотчас радировали на южный аэродром. Красноюрченко летел бреющим.

— Люблю, — говорил он, — когда от полета кустарник по земле стелется.

Рапорт командира эскадрильи он выслушал с суровой строгостью.

— Аэродром рассекретили! — строго заметил он командиру. — Ночью в районе аэродрома — костер! Что это такое?

— Всего на две минуты, товарищ подполковник.

— Жаль, что не на всю ночь.

Красноюрченко пристально оглядел пилотов.

По виду комдив был несколько старше своих лет. Но высокие литые плечи и широкая грудь делали его фигуру атлетически ладной.

— Товарищи командиры! — заговорил Красноюрченко. — Как это могло случиться? Вы, конечно, понимаете, о чем я говорю. Я не виню всех, но каждый, кто присутствовал на аэродроме, мог предупредить эту беспечность. В храбрости вашей я не сомневаюсь. Летать умеете, но с врагом по-настоящему еще не встречались. Предупреждаю: бои предстоят тяжелые. Покажите себя. Вы советские летчики. Советские! — Красноюрченко помолчал. — Я надеюсь на вас. Да, я уверен в вас!

По дороге на командный пункт Красноюрченко предупредил командира эскадрильи, что противник стягивает к фронту крупные воздушные силы, готовится к серьезным операциям.

— Ваша эскадрилья — ближайшая к врагу. За вами — первый бой, первое испытание. Как люди?

— В людях я уверен, товарищ подполковник.

— Одной уверенности мало. Больше, как можно больше работайте. На это не жалейте времени.

На аэродроме внезапно послышалась стрельба зениток.

— По самолетам! — крикнул Красноюрченко и побежал к своему истребителю. На полпути его качнула взрывная волна. Он догнал свою пилотку, сорванную с головы, и еще раз крикнул: — В воздух!

Он круто погнал самолет в дымное небо, и когда приборы показали две тысячи метров, подполковник осмотрелся: «Где же гитлеровцы?» Вражеские машины (их было двенадцать) держали курс на юг. «Хейнкели» шли звеньями. Красноюрченко полетел правее облаков и скоро скрылся из виду. Потом, спустя две-три минуты, выскользнул из облаков, тотчас оказался на «хвосте» вражеского звена и открыл пушечный огонь. «Хейнкели» открыли ответный, Красноюрченко, разворачиваясь на Сталинград, вновь увидел «хейнкелей», выстроившихся в замкнутый круг. «Что это — оборона? Против кого?» Красноюрченко увидел звено своих «яков». Истребители, покачав крыльями, пристроились к подполковнику. Красноюрченко, приказав летчикам продолжать выполнять боевую задачу, полетел на центральный аэродром, где уже знали, что он сбил аса.

Спустя неделю его произвели в полковники. Молодой полковник по-юношески расчувствовался. Вспомнилось детство, проведенное на Волге; вспомнились наставления отца-рыбака, который в науке разбирался плохо, отучал сына от книг тычками и подзатыльниками.

Пришли колхозы. Ванюшка выучился на тракториста, потом скоро дошел до бригадира и механика. Рос буйно, трудности брал с лета. Его заметили и командировали в Ленинград, в сельхозинститут. Из института послали в летную школу. Так он стал пилотом-истребителем. На Халхин-Голе отличился и получил звание Героя. А ныне вот командует истребительной дивизией. Сидя в кресле, он дремал. Ему надо было соснуть часок-другой. Не раздеваясь, он прилег на диван. В кабинете тихо. На письменном столе тикают карманные часы. Затрещал телефон.

В кабинет на цыпочках вошел адъютант, взял трубку. Полковник, приподняв усталую голову, спросил:

— Кто?

— Дежурный офицер штаба фронта, — ответил адъютант.

Комдив поднялся, взял трубку.

— Полковник Красноюрченко слушает… Хорошо… Через десять минут буду.

Шел второй час ночи, когда Красноюрченко вошел в блиндаж командующего фронтом.