Дорогой отцов

— И чердак, Алеша. Знаешь что? У Шурика на крыше антенна. Приемник они сдали, и антенна им не нужна. Снимать полезем.

На другой день мальчишки поднялись на чердак. У них было такое ощущение, как будто на них вот-вот могут из-за любого поворота напасть подлые люди. Через слуховое окно мальчишки с душевным трепетом вылезли на гремучую крышу. Они, ни слова не говоря, стали снимать антенну. Алеше хотелось глянуть в дымоход. Он где-то читал или от кого-то слышал о том, что в трубе свободно можно устроиться с помощью веревки, и Алеша полез на трубу, преодолевая страх. «А вдруг там сидит шпион? — думал он. — Ткнет кинжалом — и все». Трубу он осмотрел без всяких неприятностей.

А Колька с Шуриком тем временем доглядели в крыше пробоину. «Должно быть, осколком просадило, — подумал Шурик, разглядывая пробоину. — Надо поискать осколок». Шурик с Колькой спустились на чердак искать осколок. Алеша остался один. Сидя на корточках, он внимательно ощупывал пробоину. С чердака крикнули:

— Алеша, у тебя спички есть?

— Некурящий. Лезьте сюда. Дыра-то пробита изнутри.

Ребята склонились над пробоиной, довольно правильной округлой формы, точно она была вырезана острым инструментом. Мальчишки ощупали вырез и точно убедились, что это не осколочная пробоина, а дело рук искусного человека. Ребята взяли дом под надзор.

И однажды, во время очередной воздушной тревоги, они выследили подозрительного человека. Он шел по улице спокойным и неторопливым шагом. Ребята таились в подъездах, в темных углах просторного двора. Человек, дойдя до раскрытых ворот, на минутку остановился, поглядел в одну сторону, в другую. В эту минуту блеснул выстрел зенитки, и человек, выхваченный из темноты, метнулся во двор.

— Шпион, — возбужденно прошептал Колька. — Алеша, видел?

Алеша, дрожа всем телом, сказал:

— Беги за ним и не упускай его из виду. А я позову ребят. Будет уходить, кричи. Мы сейчас окружим дом.

Дом оцепили в считанные минуты. А человек, заслышав всполошенную беготню, вышел из укрытия и стал уходить. Колька поднял тревогу:

— Уходит! Уходит!

Человек, повернувшись к Кольке, буркнул:

— Ты ошалел, мальчишка? Я иду на работу в ночную смену. Зачем булгачишь людей?

Хладнокровие, однако, изменило человеку, как только он заслышал бегущих ребят. Он подбавил прыти и пошел прямо на Кольку, но тот не уступил ему дороги. Напротив, отбежав вперед, потрусил той же стороной улицы и в ту же сторону. Теперь человек был в полном окружении, и ему оставалось одно: свернуть в первый двор и скрыться от преследования, что он и попытался сделать. Ребята закричали:

— Ушел!

— Держи!

— Лови!

Они помчались во двор. Человек, хитря, прижался к стене у самого выхода на улицу, и когда ребята, не заметив его, пробежали дальше, он заскочил за угол дома. И он, возможно, скрылся бы, если бы не натолкнулся на Шурку. Тот схватил человека за рукав и закричал:

— Ребята, сюда! Сюда!

На шум и крик прибежали взрослые и задержали неизвестного. В милиции дежурный лейтенант строго спросил, в чем дело.

— Во дворе прятался, — сказал Алеша. — Хотел скрыться, а мы его поймали.

— Ваши документы? — официально обратился лейтенант к неизвестному. Тот подал паспорт. Лейтенант долго и внимательно разглядывал человека и паспорт. Потом холодно сказал: — Вам, гражданин, придется у нас задержаться, — и положил на стол паспорт. — А вы, ребята, можете идти. Спасибо вам.

Алеша в тот же день написал об этом случае отцу письмо. А спустя два дня к Лебедевым заявился Кочетов Степан Федорович, в звании сержанта. Он принес Анне Павловне добрую весточку от мужа. Григорий писал, что находится в пределах своей области, в небольшом приволжском городке, где формируются кое-какие части, что силы собираются большие, солдат и офицеров досыта угощают ночными маршами, боевыми тревогами, днем — калят нестерпимым зноем, обдувают горячими суховеями, обкатывают танками. Добротно готовят. В письме немало было теплых слов для Алеши и Машеньки.

Прочитав письмо, Анна Павловна предложила Кочетову чашку чая.

— Спасибо, Анна Павловна. В моем распоряжении всего два часа. Мы с товарищем майором за обмундированием приехали.

Анна Павловна засуетилась, полезла в комод. Кочетов предупредил:

— Никакого белья не велено брать. Из съестного тоже ничего не приказано. Григорий Иванович просил семейную фотокарточку.

— Так неожиданно и так быстро. Не могу сообразить, что ему послать.

— Не беспокойтесь, Анна Павловна. У Григория Ивановича все есть. Сапоги выдали до самого Берлина, а шинель — без износу. Постелишь, ляжешь — и утонешь, словно в пуховике. Ни в чем не нуждается Григорий Иванович.

Анна Павловна прошла к большому липовому буфету.

— Вот, — обрадовалась Анна Павловна и показала Кочетову бутылку коньяку. — Возьмете?

У Кочетова заблестели глаза.

— С удовольствием, — сказал он, принимая бутылку. — Этим пока нас не балуют. Виноградниками армия еще не обзавелась. Подарочек дорогой. Как бы в пути не разлить. Подальше надо припрятать. Давайте, Анна Павловна, фотокарточку. Я тороплюсь. Майор строго-настрого приказал явиться без опозданий и в полном порядке.